«С точки зрения человека действия, – писал д-р Радин, описывая позицию “жесткого” типа, – факт не имеет символической или статической ценности. Он не утверждает никакого единства, помимо уверенности в постоянном изменении и преобразовании. Для него наделение преходящего и постоянно меняющегося объекта символическим, идеалистическим или статическим значением есть двойное искажение». Со своей стороны, мыслитель «мягкого» типа «побуждается всей своей природой, врожденной настройкой своего ума к тому, чтобы открыть причину, почему существует вообще нечто действует, какова природа отношений между эго и миром, и какую именно роль в них играет воспринимающее “я”. Как и всех философов, его интересует субъект как таковой, объект как таковой и отношения между ними… Первоначальный, движущийся, бесформенный или недифференцированный мир должен быть приведен в состояние покоя и наделен стабильной формой… Философы всегда давали один и тот же ответ на данный вопрос, утверждая наличие единства, стоящего за меняющимися гранями и формами. Первобытные философы здесь единодушны со своими европейскими и азиатскими братьями»5.
Теперь мне кажется, что любая наука, которая берет на вооружение только или даже в первую очередь вульгарную, «жесткую» интерпретацию символов, неизбежно будет вынуждена исследовать в основном местные различия и вариации, в то время как противоположная сторона обнаружит, что конечные пункты всех отсылок немногочисленны и имеют всеобщий характер. Антропологи в общем и целом (или по крайней мере те, кто принадлежит к нынешней американской разновидности), как известно, люди преимущественно «жесткого» типа (мне рассказывали о распространенной среди гаитян присказке: «Когда приезжает антрополог, боги уходят!»). Символам, рожденным первобытной мыслью, они, как правило, дают редукционистские истолкования и находят отсылки только к местным атрибутам. Ниже будет предложена альтернативная точка зрения.
Образ и его значение
Первая проблема, с которой сталкивается тот, кто хочет иметь дело с метафизическими понятиями, заключается в том, чтобы провести различие между символами, и тем, к чему они отсылают, – между тем, что мы могли бы назвать «носителем» и «смыслом». Например, три-четыре примера «метафизических понятий», перечисленных Францем Боасом в главе «Универсальность культурных черт», вовсе не являются метафизическими понятиями: это просто образы, символы, носители, которые мыслитель «жесткого» типа может интерпретировать физически, как отсылки отнюдь не к какому-либо метафизическому построению, а к фактам, царствам или землям, очень нам знакомым. Но ведь термин «метафизический» не относится ни к месту, ни ко времени, ни к вещи, ни к факту, ни даже к тем чудесным вещества, из которых состоят наши сны. К примеру, «Вера в страну душ умерших, расположенную на западе и путь к которой лежит через реку»6: само по себе это не метафизическое понятие, хотя ему можно дать метафизическое прочтение. Нельзя также назвать метафизической «идею о множественности миров: один или несколько простерты над нами, другие – под нами, центральный же – дом человека; верхний или нижний – дом богов и счастливых душ; другой – дом несчастных»7.
Но не в этих образах в конечном счете дело, если речь идет о метафизике. Они часто служат только носителем метафизического высказывания, и часть нашей проблемы, конечно, состоит в том, чтобы собрать, сравнить и классифицировать их. Но мы упустим суть, если будем рассматривать их в том виде, в каком они нам даны. Ведь один и тот же образ способен означать нечто различное в разных контекстах и для разных умов. Более того, стоит образу исчезнуть, и исчезнет его референция, скрывшись за другим образом. Занимаясь межкультурными сравнениями, мы также не можем с уверенностью предположить, что различия между носителями необходимо влекут за собой и различия смыслов.
Поэтому давайте рассмотрим небольшую серию мифологических образов, взятых из нескольких культур, приняв, что они могут оказаться носителями одного метафизического смысла.
Натали Кёртис в «Книге индейцев», вышедшей в далеком 1907 году, привела замечательный миф о происхождении мира. Ей его поведал престарелый вождь племени народа