– Не очень... Его жена нигде не показывалась... вечно была больна... – Жозеф осклабился. – Одним словом, белая женщина! Вот сын Бёма был совсем другой... он иногда ездил с нами... все молчал... такой мечтатель... любил бродить по лесу... Нгакола пытался его воспитывать... давал ему водить джип... заставлял ходить на охоту, наблюдать за работой геологов в шахте... Он хотел сделать из него мужчину... но молодой белый оставался таким, как был, – рассеянным, пугливым... В общем, недотепа, и все тут... Самое удивительное, что внешне они были очень похожи, отец и сын... совершенно одинаковые, можешь мне поверить... оба широкоплечие, у обоих короткие волосы ежиком и лица круглые, как арбуз... Но Бём терпеть не мог своего сына...
– Почему?
– Потому что мальчуган был трусоват. А Бём не переносил трусости.
– Что ты имеешь в виду?
Жозеф заколебался, потом наклонился ко мне и тихо сказал:
– Его сын был словно зеркало, ты понимаешь? Зеркало его собственной трусости.
– Ты же только что мне сказал, что Бём никого не боялся!
– Никого, кроме самого себя.
Я внимательно посмотрел во влажные глаза Мконты.
– Его сердце, хозяин. Он боялся своего сердца. – Жозеф приложил руку к груди. – Бём боялся, что у него внутри все перестанет работать... все время щупал свой пульс... В Банги он постоянно лежал в клинике...
– В Банги? В какой клинике?
– В больнице для белых. В «Клиник де Франс».
– Она все еще существует?
– Более или менее. Сейчас она открыта для черных, и принимают там центральноафриканские врачи.
Я задал решающий вопрос:
– Ты участвовал в последней экспедиции Бёма?
– Нет. Я тогда только что переехал в Баганду. В лес больше не ходил.
– А что тебе известно о ней?
– Только то, что рассказывали. В Мбаики то путешествие стало легендой. Все даже помнят его кодовое название: PR-154 – по обозначению земельного участка, который собирались изучать геологи.
– И куда они отправились?
– Далеко за Зоко... За границу Конго...
– И что же?
– В пути Нгакола получил телеграмму, ее принес пигмей... жена Бёма умерла... так неожиданно... и его сердце не выдержало... он упал...
– Продолжай...
Лицо Жозефа так скривилось от отвращения, что его губы совсем вывернулись наружу. Я повторил:
– Продолжай, Жозеф.
Он некоторое время колебался, потом вздохнул и заговорил:
– Благодаря тайному сговору с лесом Нгакола воскрес... Благодаря магии, Пантере, похищающей наших детей...
Мне вспомнился рассказ Гийяра, о котором я узнал от Дюма. Слова Мконты совпадали с версией инженера. Тут было отчего испугаться любому смельчаку. Путешествие в самое сердце мрака, ужасная тайна, скрытая стеной дождя, и беловолосый приспешник дьявола, вернувшийся с того света.
– Я отправляюсь в лес, по следам Бёма.
– Это плохая идея. Сезон дождей в самом разгаре. Алмазными шахтами сейчас управляет только один человек – Отто Кифер, убийца. Тебе придется долго идти, подвергать себя ненужному риску. И ради чего? Что ты собираешься там делать?
– Я хочу узнать, что на самом деле произошло в августе семьдесят седьмого. И как Макс Бём сумел выжить после приступа. Вмешательство духов не кажется мне удовлетворительным объяснением.
– Ты не прав. С чего ты собираешься начать?
– Я обойду стороной шахты и поживу у сестры Паскаль.
– У сестры Паскаль? Да она не намного добрее Кифера.
– Мне говорили о лагере пигмеев, Зоко, где я рассчитываю остановиться. Оттуда я буду ходить на прииски. И незаметно опрошу тех, кто работал там в семьдесят седьмом году.
Жозеф с сомнением покачал головой и налил себе последнюю чашку кофе. Я посмотрел на часы: чуть больше одиннадцати. Было воскресенье, и я даже не представлял, что мне делать целый день.
– Жозеф, – спросил я, – нет ли у тебя знакомых в «Клиник де Франс»?
– Там работает один из моих родственников.
– Мы можем туда сейчас поехать?
– Сейчас? – Мконта неторопливо пил кофе. – Вообще-то я собирался навестить своих родных на Пятом километре, а потом...
– Сколько?
– Неплохо бы тысяч десять.
Я улыбнулся, выругался и сунул ему деньги в карман рубашки. Мконта подмигнул мне, поставил чашку на стол и сказал:
– Мы же партнеры, хозяин.
33
«Клиник да Франс» находилась на берегу Убанги. Река медленно текла, освещаемая ярким солнцем. Она виднелась сквозь чащу кустарника – темная, широкая, неподвижная, словно густой сироп, в котором вполне могли увязнуть рыбаки вместе со своими лодками.
Мы шли вдоль берега, там, где я гулял накануне. По краям тропинки росли деревья с бледной листвой. Справа возвышались большие здания министерств: темно-желтые, розовые, красные. Слева, к самому берегу реки жались деревянные лачуги, покинутые своими хозяевами – торговцами фруктами, маниокой и безделушками. Вокруг царил покой. Даже пыль не клубилась, как обычно, в лучах света. Было воскресенье. И, как повсюду в мире, в Банги все проклинали этот день.