Поле битвы

– Ну, гад… сволочь… он же все факты извратил! Твой отец никого не насиловал. Это другие, там были парни постарше, они её. Юнус же сопляк был совсем, его на «атасе» поставили и по делу он с самого начала проходил как свидетель. Вот ведь гад какой, нашёл чем пугать. Было бы у меня сейчас побольше времени, я бы его разыскал, разобрался. А в шестьдесят шестом, там столько всего наворотили. Знаешь, сколько узбеков тогда пострадало, невинных совсем. Те же русские на стадионе, они же пьяные пришли, они и драку начали, там и черепа проламывали и челюсти сворачивали, даже смертные случаи были. Замяли… Конечно, замяли, но не только узбеков от суда отмазали, но и этих строителей бухих. Если бы по справедливости разобрались, ещё неизвестно кого бы больше тогда сажать пришлось. Ну, изнасиловали… Русская баба не узбечка, отряхнулась и дальше пошла. Да кто в советское время русских не насиловал. На Кавказе их сотнями каждый год и почти никого не сажали. А у нас за все семьдесят лет Советской власти один раз такой случай и был-то…

Дядя похвалил Икрама, сказав, что тот держался молодцом, не поддался на примитивный шантаж. А насчёт газеты успокоил – вряд ли старая прокурорская крыса решится на такое. Ведь в той же газете не дураки сидят, они потребуют доказательств, документов, свидетелей. Кто ему те документы даст? Даже если он и разыщет ту штукатурщицу, которой сейчас за пятьдесят. Да она никогда не признается, ведь у неё наверняка не то, что дети, внуки есть. Старик, скорее всего, просто «брал на понт», у них, у следователей есть такой приём. Просто он надеялся, что по молодости Икрам струхнёт и удастся по «лёгкому срубить» денег. Дядя почти успокоил Икрама. Он продолжал тренироваться, играть. «Чёрная» полоса прошла, он вновь обрёл прежнюю свежесть и стал уже забывать о случившемся… когда по возвращению с очередного выездного матча его вновь позвали к телефону.

4

Опять звонил Прохоров.

– Что вам от меня ещё надо? Если вы не оставите меня в покое, я заявлю на вас, я поставлю в известность своё начальство, что вы меня шантажируете, – Икрам говорил в трубку достаточно тихо, чтобы сидевший неподалёку дежурный администратор не мог расслышать его слов. Он не хотел, чтобы кто-то здесь узнал обо всём этом.

– Нам надо ещё встретиться, – раздалось в трубке.

– Зачем? На ваши угрозы я плевал, и платить не собираюсь, к тому же мой отец вообще ни в чём не виноват, и по делу проходил как свидетель.

– Ооо!.. Я рад, что вы уже навели справки. Признайтесь, ведь тот разговор задел вас за живое? Кто вам сообщил подробности, сам отец, или родственники? Впрочем, сейчас это не важно. Да действительно, он не виноват и по делу проходил как свидетель. Надеюсь, вы простите, что я эту маленькую деталь скрыл от вас, – послышался сухой старческий смех.

– Тогда зачем… зачем вы затеяли эту бодягу? Хотели меня обмануть, напугать, деньги выжать? – Икрам с трудом сдерживался от восклицаний, с опаской поглядывая на дежурного администратора и проходящих мимо служителей базы.

– Чтобы увидеть вашу реакцию, чтобы вот так заинтересовать. Это был подготовительный этап, как говорят у нас следователей. А теперь начинается основной, и разговор пойдёт уже не об отце, а о вас. Вы поняли, о вас. Ваша жизни может угрожать очень серьёзная опасность. Поверьте, на этот раз я не блефую, не шучу, не намекаю. Нам надо встретиться Икрам. Это очень серьёзно, поверьте, я действительно могу очень сильно испортить вам жизнь и даже более. Завтра в то же время и на том же месте. Не придёте – очень сильно пожалеете. Повторяю, я не шучу, – угроза прозвучала как-то удивительно спокойно, так мог говорить только абсолютно уверенный в своих словах человек.

Икрам, уже почти забывший то своё почти двухмесячной давности «свидание», вновь почувствовал сильное беспокойство. Дяди в Москве не было и посоветоваться не с кем. Промучившись весь вечер и плохо спав ночь, он на следующий день вновь отпросился.

Стоял конец августа, день выдался пасмурный, чувствовалось дыхание приближающейся осени. Прохоров ждал в пальто и кепке. Он улыбнулся Икраму как старому знакомому, будто не замечая его неприязненного выражения лица.

– Что вам от меня ещё надо?! – раздражённо спросил Икрам, едва они присели на скамейку.

– Наберитесь немного терпения, мне ведь опять надо вам кое что объяснить. Дело в том, что я ведь тоже в Москве относительно недавно, с девяносто третьего года, а до того как и вы жил в солнечном, тёплом Ташкенте. Не собирался покидать его и после выхода на пенсию. У меня ведь там хорошая квартира была недалеко от метро «Чкаловская». Знаете, я вам даже завидую, что вы в любой момент можете собраться и вернуться туда. А я вот, увы…

– Вы меня вызвали, чтобы просто поговорить! – сдержанно, но достаточно зло перебил Икрам.

– Да нет, просто я искренне полюбил Ташкент за двадцать восемь лет жизни там.

– И кто вас гнал, оставались бы.

– Это верно, официально никто не гнал. Но, знаете ли, я не привык ощущать себя существом второго сорта, а после развала Союза все русские там именно таковыми стали.