Поле битвы

– Ну, так вот… Давайте пересядем. Вон скамейка освободилась, там солнышко, а то здесь тень. Я, знаете ли, в Ташкенте к теплу привык, в Москве даже летом для меня слишком прохладно.

Они пересели на противоположную сторону бульвара.

– Так вот, я приехал в Ташкент тоже после землетрясения, меня туда направили на работу. Ну, а общая обстановка в городе из-за массового заселения пришлых строителей резко обострилась. Оказалось, достаточно малейшего повода, искры, чтобы спровоцировать беспорядки. И такая искра возникла во время футбольного матча, не помню уж точно какой московской команда, кажется «Спартака» с «Пахтакором». На трибунах возникла массовая драка, которая потом перекинулась на улицы города. Молодые узбеки набрасывались на людей со славянской внешностью, женщинам завязывали юбки на головах, которые помоложе, насиловали…

– Не верю, вы это всё придумали, – перебил Икрам.

– Видите ли, нравы большей части вашего народа и сейчас весьма патриархальны, а тогда тем более. Ведь узбеки всегда считались ревностными мусульманами. А появление на улицах Ташкента после того землетрясения большого количества молодых русских женщин, которые при тамошней жаре ходили в открытых платьях, сарафанах, коротких юбках, а тогда как раз возникла мода на «мини». Всё это раздражало узбеков, оскорбляло их национальные и религиозные чувства. Местные русские это знали, старались не очень выделяться, но приезжие… В общем, не буду больше вдаваться в «лирические отступления». Итак, компания молодых людей, пришедшая на стадион, в их числе и ваш отец, он же страстный болельщик… Так вот, разгорячённые потасовкой на стадионе, они уже после матча напали на двадцатидвухлетнюю русскую девушку, штукатурщицу из Иванова. Она как раз шла после смены в общежитие. Вечер тот выдался как всегда жаркий, больше тридцати градусов и одета она была очень легко. С ней поступили также как со многими другими, завязали на голове юбку и изнасиловали, – Прохоров замолчал и изучающей посмотрел на молодого человека.

Икрам внешне казался относительно спокойным, только побледнел.

– По вашей реакции я делаю вывод, что вы ни в чём не вините ни отца, ни его друзей, – на этот раз понимающе усмехнулся Прохоров.

– Я уже сказал, что не верю вам, – стараясь говорить как можно спокойнее, ответил Икрам, он даже отвернулся и стал смотреть в сторону. – И это всё, что вы хотели мне сказать? – вопрос прозвучал с вызовом.

– Прекрасно вас воспитывают. Я всегда восхищался постановкой вопроса воспитания чувства национального достоинства в восточных семьях. Вы ведь верите, верите мне, только вы не считаете поступок отца преступлением. Если бы изнасиловали узбечку, а то русскую, да ещё в коротком платье.

– У вас ко мне есть что-то ещё, а то я могу опоздать на обед, – вновь резко перебил собеседника Икрам.

– Есть! – в свою очередь жёстко заговорил Прохоров. – В общем, так молодой человек, вы сейчас личность довольно известная, ваше имя упоминается в газетах. Но ведь газеты у нас есть всякие. Это у вас вся печать жёстко контролируется властью, а у нас нет. И если я в какую-нибудь «жёлтую» газетёнку тисну статейку о том, что знаю? Конечно, вашему отцу никакого вреда я уже не наделаю, кто станет ворошить прошлое. Но ваше футбольное руководство, захочет ли оно иметь с вами дело, сейчас ведь Москва не та, что раньше, наверняка шум поднимется, будут мусолить ваше имя. Подумайте, на кону ваша спортивная карьера. Если от вас избавятся, то есть отчислят из команды, где, насколько я знаю, всегда была острая конкуренция за места, то вам уже больше из Ташкента не выбраться, и спортивный мир о вас так и не узнает.

– Я… я вас не понимаю, зачем вы хотите мне навредить, я то, что лично вам сделал?

– Мне-то ничего, а насчёт навредить… Если мы договоримся, я вам ничего плохого не сделаю. Видите ли, я старый больной человек, моя жена тоже. Мои дети… они фактически безработные. Мы все ужасно бедствуем. Думаю, для вас не составит труда выделять мне ежемесячно из вашего денежного вознаграждения по сто долларов. Для вас это пустяк, а мне бедному пенсионеру ох как бы помогло.

– Вот что уважаемый, это… как это называется… шантаж. Я не верю ни одному вашему слову и не дам вам ни доллара, ни рубля. Делайте что хотите, а мне больше не звоните…

Как ни странно Прохоров довольно спокойно выслушал решительный отказ Икрама, словно ожидал именно такого ответа. Ни словом, ни жестом не отреагировал он и на то, что собеседник резко поднялся, и не оглядываясь пошёл по направлению к метро…

Через пару дней в Москву приехал дядя Фархад, и как всегда приехал прямо на базу с обычным грузом ранних дынь и прочей южной провизии. Икрам уединился с ним в своей комнате и всё рассказал.