Похищение Прозерпины(Рассказы гроссмейстера)

С минуту я медлил, обдумывая ход, могущий вызвать неприятные последствия. Тщательно обсудив в мыслях весь план своих дальнейших действий, я приступил, наконец, к его выполнению. Вдев левую ногу в стремя и несколько раз покачавшись туловищем из стороны в сторону, я вдруг сделал правой ногой отчаянный рывок по направлению к хвосту лошади. Я вложил в этот прыжок столько желания и силы, что в какой-то миг испугался: вдруг перелечу через спину коня? На деле же я всего лишь больно пнул коленом в бок беззащитное животное. Конь вздрогнул и обиженно отпрыгнул в сторону, солдат с трудом удержал его.

Удачный опыт прибавил мне храбрости.

— Давай еще раз! — крикнул я солдату. Тот снова подвел коня к кочке, и мы опять заняли исходную позицию.

Во второй раз я целился точнее, да и мой прыжок был сильнее первого. Проделав загадочное антраша, я на секунду вознесся над широкой спиной лошади и… грохнулся животом и грудью на что-то мягкое и теплое. Очнувшись от удара, я сразу не смог сообразить, что произошло. Моя левая нога запуталась в стремени, в то время как правая лежала горизонтально на скользкой спине лошади. Моя живописная поза напоминала не то грешника, распятого на кресте, не то опытную балерину, когда она крутит тридцать два фуэте. Однако и эта позиция не была прочной: с ужасом я вдруг заметил, что моя правая нога медленно скользит вдоль хвоста лошади, туда, где, готовые все измять и сокрушить, страшным оружием ощетинились кованные железом копыта. Гнедой, готовясь отомстить мне за удар коленом в бок, самодовольно закинул голову назад. Оскалившись, он с усмешкой глядел, как международный гроссмейстер медленно ползет навстречу своей гибели, уничтожая по пути шахматные клетки, заботливо выписанные на шерсти любителями этой мудрой древней игры.

Я уже готовился бесславно закончить свою карьеру под копытами, как неожиданно пришла помощь. Мои упражнения, очевидно, надоели солдату; преодолев смущение и свою природную застенчивость, он вдруг дал мне сзади такой сильный толчок, что я как перышко взлетел вверх и сразу занял нужную позицию в седле. Сам испугавшись собственной смелости, солдат тут же быстро зашагал вперед, лишь изредка оборачиваясь назад и убеждаясь в том, что вверенный ему почетный гость все еще возвышается над лошадью.

Мою дальнейшую судьбу облегчил догадливый гнедой. Сменив гнев на милость и поняв, наконец, с кем имеет дело, умное животное передвигалось теперь таким мягким и осторожным шагом, будто шло по раскаленному железу. После трудного пешего перехода я блаженствовал в седле: ноги не болели, мое возвышенное положение над всем окружающим наполняло меня чувством гордости. Плавно покачиваясь в такт шагам гнедого, я теперь смело проплывал мимо коров и псов — сверху они уже не казались мне страшными. Все вокруг стало мне близким и милым: и эти маленькие кустики, и дорога, клубами пыли заметающая мой след, и эти жизнерадостные пташки, весело щебечущие в небе.

Хотя я теперь ехал на лошади, а солдат шел пешком, порядок нашего следования не изменился. Солдат вновь шагал далеко впереди, выбивая каблуками из сухого травянистого грунта маленькие клубы пыли. Это показалось мне оскорбительным, и я решил ускорить свое передвижение. Какой же русский не любит быстрой езды?! Заглянув в лиловый глаз коня, я ткнул его каблуком в правый бок. Реакция была мгновенной: в глазу вспыхнул гнев, конь заволновался, запрыгал и перешел на рысь. При этом широкая спина его начала так неистово колыхаться, а сам я так подпрыгивал в седле, что, напуганный новой неожиданной опасностью, я упал на шею коня, обнял его, начал гладить, ласкать, шептать ему ласковые слова. Это подействовало: так же внезапно, как они начались, прыжки вдруг сразу прекратились.

Теперь я решил больше не рисковать — хватит экспериментов! — и старался держать ноги подальше от боков лошади, чтобы — упаси бог! — не коснуться каблуком того места, где у нее переключаются скорости. Все пошло вновь нормально, но, увы, лишь на короткое время. Беда, видно, решила в этот день не оставлять меня. Любуясь проплывающим мимо пейзажем, я вдруг почувствовал, как седло и бока лошади стали жечь меня сначала еле заметным, затем все более сильным огнем. Мигом я вспомнил все, что слыхал и читал когда-то о кавалеристах: как они страдают после длинных переходов, как специально закаляются, обливаясь даже зимой ниже пояса ледяной водой прямо из колодцев. Я никогда не готовил себя подобным образом к кавалерийским рейдам, и вот теперь это упущение сказалось. Я пробовал вставать на стремена, подкладывать ладони между седлом и своим телом — ничего не помогало. Эти вихляния лишь ухудшали мою участь, и вскоре места соприкосновения с лошадью горели, как от добротных горчичников.

— Что делать?! — тихо стонал я. — Что теперь будет?!

Помощи ждать было неоткуда, кругом ни души, солдат ушел далеко вперед, и я лишь с трудом изредка замечал вдали его мелькающую в кустах фигуру. Видимо, он полагал, что со мной все в порядке, и спешил предупредить бойцов, надеясь, что умный конь сам доставит меня к цели.