Похищение Европы

– Мы думаем – инспекторов важных. Может, паков, может, америкосов. Там вокруг лагерей полно, вот и летают смотреть, куда их деньги тратят. Если б это доказать, была бы хорошая зацепка для политических игрищ. А ты думаешь, мне просто так дали бы возможность ходить, всяких старлеев напрягать?

– Так-так-так, – застучал толстыми пальцами по столу Агуреев. – Что, говоришь, за аэроплан?

– Два движка с винтами, – повторил друг. – Сзади – хвост раздвоенный.

– Два киля, – отметил Николай.

– Пузатенький такой, – добавил Мойша. – Но не круглый, а весь угловатый. И крылья вставлены в фюзеляж в самом верху.

– Высокоплан, значит, – что-то рисовал в блокнотике зенитчик. – Я думаю, это «шерпа», – наконец вынес свой вердикт. – «С-23А». Совсем новая штука. Только в Европу поступили.

Агуреев поковырялся в бумагах и вытащил истрепанный, плохо отпечатанный то ли журнал, то ли справочник.

– Этот? – ткнул он пальцем в черно-белый рисунок.

– Точно! – буквально в один голос ответили оба очевидца.

Агуреев учительским жестом призвал к тишине и приготовился просветить своих необразованных гостей. Но заговорить не успел: полог палатки приоткрылся, и внутрь вошла симпатичная молодая женщина.

Фигурка ее была отчетливо прорисована зауженными линиями форменной одежды и кожей портупеи. Старшему сержанту медслужбы не положено носить офицерскую одежду, но, видно, к этой красотке уставные запреты были неприменимы.

– Лерка! – вскинул руки Агуреев. – Радость ты наша! Какими судьбами? Нам говорили, что тебя в Кабульский госпиталь отослали.

– Я раненого сопровождала, – стирая с лица улыбку, ответила та. – Помнишь, «сушку» «стингером» свалили? Вот его.

Агуреев помнил. Да и Болховитинов помнил: они сидели в боевой готовности, если бы не удалось с ходу вытащить пилотяг «вертушкой».

– Там же один сразу погиб, – сказал старлей.

– Вот второго и везла.

– Ну и как?

– Никак, – совсем помрачнела девчонка. – Восемьдесят процентов кожного покрова сгорело. Давай лучше о чем-нибудь другом… Ой, Князь, и ты здесь? – Тут только Лера заметила сидевших в темном углу сержанта с солдатиком. – Как я рада тебя видеть! – Было видно, что ее женское внимание сразу переключилось на десантника.

– Я тоже, – честно ответил Блоха.

«Вот ведь черт! – с некоторой даже завистью, правда, белой, подумал зенитчик. Он не был в курсе того, что Блоха и Лерка знакомы, причем, похоже, близко. – Стоит только ему появиться – и все девки его! И кликуха везде одинаковая. Он же Князем не представляется! Вот ведь белая кость!».

Он понимал, что его, Агуреева, вне всякого сомнения, Князем называть никогда не станут. Батей – может быть, если с Божьей помощью доползет до майора, а то и подполковника. Барином могли бы, если б внезапно открылось какое-нибудь непомерное наследство. А вот Князем – нет. Огурец – он и есть Огурец.

«Ну да ничего! – с некоторым злорадством подумал старлей. – Зато для нас с Вилькой он – навечно Блоха!»

– Как сам? – спросила Лера Болховитинова.

– Ничего, воюем потихоньку.

– Да уж, лучше потихоньку, – согласилась Сергеева. – Чтоб нам поменьше работы было… А твои раны как? – хитро улыбнулась она, переводя взор на Агуреева.

– Рубцуются! – заржал тот. – Готов испытать на прочность!

– Дур-рак! – фыркнула старший сержант медицинской службы. – А ты уже можешь закрыть рот. – Это было сказано ефрейтору Мильштейну, чрезвычайно пораженному появлением в грязной палатке красивой женщины. Пожалуй, такому секс-стрессу его психика не подвергалась со времен романтических встреч с Ириной, из-за которой он и стал воином-интернационалистом.

– Да, конечно, – промямлил тот, залившись краской до самых корней волос.

– «Наш Мойша, кажется, влюбился! – кричали грузчики в порту», – весело пропел Агуреев и умолк, встретив яростный взгляд Семена Евсеевича.

– Огурец, не трогай чистую любовь своими грязными лапами! – сказала Лера. – Пойдем прогуляемся, дружок. Нечего тебе набираться гадостей от этих мужланов, – сказала она, обращаясь к по-прежнему красному Мойше. Тот метнул жалобный взгляд на своего командира. Ни до, ни после этого взор Семена не был столь просительным.

– Иди погуляй, – не выдержал Болховитинов. – Через полтора часа будь здесь как штык.

– Есть! – ответил Мильштейн и, как ему показалось, четко отдал честь. Правда, не той рукой. И – к непокрытой голове, потому что его правая, правильная рука в волнении мяла голубой берет.

Сергеева приобняла за немощный торс Семена Евсеевича – причем было видно, как напрягся боец, – и повела гулять в известные только ей края.

А мужчины продолжили прерванную появлением Лерки беседу.

– Откуда у тебя такое чудо? – все же поинтересовался Агуреев.

– О-о, это особая история. Когда он год назад приперся с новым призывом, я думал – его пришибут.

– За что?