Чуть впереди, ближе к носу, замаячила чья-то фигура. Агуреев не взволновался: один из его телохранителей уже наверняка проверил утреннего «пришельца».
Так и есть, свой: из полумрака прорисовалась характерная фигура Береславского. Он был в теплой куртке, весь увешанный своими фотоаппаратами.
– Что тебе не спится, Ефим? – спросил Агуреев.
– Решил снять восход на фоне мачт, – буркнул рекламист. Агуреев хмыкнул: он уже знал, что Береславский терпеть не мог вставать рано. Года два назад поехали вместе на рыбалку, так тот просыпался, когда рыбаки уже успевали уху сварить.
– Чего вдруг на подвиги потянуло? – полюбопытствовал Николай. – Спал бы еще.
– Дашке обещал фоторепортаж сделать, – объяснил Ефим. – Пристала как банный лист.
– Это она может, – улыбнулся Агуреев.
При упоминании Дашки на сердце стало теплее. Хорошая девочка, чистая. Будь Агуреев лет на пятнадцать моложе да не виси над ним проклятие высокооплачиваемого профессора, может быть, в его каюте сейчас спала бы не Ева, а эта трогательная дурочка. Но – что есть, то есть.
– Ты не знаешь, что у Дашки с этим придурком? – спросил он у постоянно осведомленного рекламиста.
– По-моему, ничего, – ответил Ефим. – Мелкая девичья блажь. А после истории с Хусейном – вообще ничего.
– Вот ведь сучок, – нахмурился Агуреев. – Надо же быть таким! Старушка-то оклемалась?
– Старушка нас с тобой переживет! – заржал Береславский. – Такая классная бабка! Будь она на пятьдесят лет моложе, я бы ей отдался!
«И здесь возрастные несовпадения», – машинально отметил Агуреев.
– В Ла-Корунье-то остановимся? – спросил рекламист.
– Да, – ответил Николай.
– Вот там тебя и будут коцать, – спокойно сказал Ефим.
– Что? – не поверил своим ушам Агуреев.
– Будто сам не знаешь, – усмехнулся Береславский. – Петляем, как зайцы. Два твоих придурка по пароходу бродят. У них же на морде написана профессия.
– Муса, между прочим, был инженером. Говорят – талантливым.
– Пока ему язык не отрезали, – согласился Ефим.
– Откуда ты все знаешь? – разозлился Агуреев. – Остальные туристы тоже в курсе?
– Я не остальной турист, – даже обиделся слегка рекламист. – Я наблюдательный и умный.
– А раз умный – придумал бы чего.
– Уже придумал, – ответил Ефим.
– Ну и что ты придумал? Только не предлагай мне запереться на всю стоянку в каюте. Тошно уже бояться. Да и не боюсь я никого.
– Запираться не надо, – задумчиво сказал рекламист. – Наоборот, надо себя показать. Причем безо всяких твоих сейфгардов. Пусть клюнут на живца.
– Есть реальные идеи? – сразу заинтересовался Агуреев. Он-то хорошо знал, что в некоторых вопросах к мнению этого сибаритствующего мужичка есть полный смысл прислушаться. К тому же ему чертовски надоело прятаться за чужими спинами.
– Пожалуй, есть. Болховитинова ведь баски замочили? – поинтересовался тот.
– Откуда ты знаешь? – снова удивился Агуреев.
– Я поздно узнал, но потом постарался слегка разнюхать ситуацию, раз уж плыву с вами. Точно баски?
– Точнее не бывает.
– Ну, считай, что мы почти в Стране Басков и находимся. А здесь найти стрелка не проблема. Сейчас у них вообще ажиотаж – их партию злобную, «Батасуну», официально запретили. Так что горячих голов много. Скажут, что ты друг Аснара, так тебя бесплатно грохнут.
– Спасибо, успокоил, – усмехнулся Николай. – А кто такой Аснар?
– Один усатый чувак, премьером в Мадриде трудится. Большой антитеррорист.
– Так что ты предлагаешь?
Ефим оперся толстой спиной о стенку надстройки и неторопливо поведал о своих планах.
Агуреев надолго задумался. Предложение странное, но не невыполнимое. И очень заманчивое. Правда, Ефиму тоже придется рисковать. Но он мужчина взрослый, тем более – сам напросился. В конце концов, года три назад, когда фирмешка Береславского попала в полную задницу, а «Четверка» ссуживала ей деньги на оборону, это тоже было небезопасно.
Конечно, сейчас Ефим рискует больше, признался себе Агуреев. Ну да ничего: жизнь длинная – еще сочтутся. И еще нравилось Агурееву, что после такой переделки – если она, разумеется, хорошо кончится – они уже будут друзья, а не приятели.
Постояв еще минут пять, мужики разошлись. Чего стоять, если все сказано? Дальше нужно принимать решение и действовать.
Агуреев зашел в каюту – Ева спала как убитая. Он разделся, сел на кровать. Потом взглянул на свой «Ролекс» – Блоха подарил с первых прибылей, сказал: «Колян, почувствуй себя «новым русским»!»
Теперь-то они знают («Я знаю», – поправил себя Николай. Что знает теперь Блоха – одному Богу известно), что «Ролекс» не единственные дорогие часы в буржуйском мире. Есть и покруче. А тогда Агуреев взял забугорный хронометр, аккуратно сложив лапу чашечкой и сильно боясь из нее часики вывалить – так вдруг задрожала. Не от жадности, конечно. От благодарности к другу – сам-то он не догадался сделать что-нибудь подобное.
Часы показывали девять утра. Время московское. Здешнее на два часа отстает, но Агурееву лень переставлять стрелки. В конце концов, если забудет про очередную кормежку, напомнят через мегафон.