Похищение Европы

Ефим немало поездил по свету, и, высмотри он эту тетушку где-нибудь в Испании или на Кипре, безошибочно угадал бы в ней туристку из Нового Света. Их можно было во множестве встретить на всех европейских курортах и во всех городах стандартных туристических маршрутов. Скопив к пенсии некоторые денежки и выпустив в самостоятельную жизнь подросших детей, полчища подобных бойких бабулек – разбавленные гораздо меньшим количеством оснащенных фотоаппаратами дедуль, – как жуки, вылезали из огромных автобусов. Отличались бабульки лишь цветом тщательно прокрашенных волос: от подчеркнуто белых до кислотно-оранжевых. В остальном же вели себя одинаково: быстренько строились в пары за «вожатой», которая несла на дощечке, прибитой к палочке, номер их группы, и, громко гомоня, отправлялись получать впечатления, явно недополученные ими на протяжении предыдущей напряженной трудовой жизни. Вечерами же отрывались на мероприятиях, сильно смахивающих на комсомольские дискотеки: спиртное, правда, разрешено официально, но все происходящее – по сценарию ведущего. Некоторые знакомые Ефима из-за этого даже не любили ездить зимой на зарубежные курорты. «Приезжаешь, – рассказывали они, – в какой-то геронтоград: самые молодые «девчонки» – сильно за шестьдесят». Береславского же, с детства побаивающегося старости и часто об этом размышляющего, подобная публика только радовала. Самим своим существованием она доказывала ему, что и в восемьдесят лет жизнь не кончается: настолько естественно и ненатужно веселились эти люди. Жалко, что наши пенсионеры в большинстве своем не могут себе этого позволить. Ефим еще раз посмотрел на свою соседку: чистенькое белое лицо, натруженные, но тщательно ухоженные руки, умные, разве что чуть выцветшие с возрастом голубые глазки за очками в простой оправе. Под правым рукавом платья прижат резиночкой белоснежный платочек, которым Людмила Петровна время от времени протирает стекла очков. Платочек простенький, но с ручной вышивкой. Да и платье, если присмотреться, тоже вряд ли куплено в магазине: скорее всего сшито своими руками (в воображении Береславского тут же возникла допотопная швейная машинка «Зингер», переходившая в их семье из поколения в поколение и сгинувшая уже в его время. Немного осталось семей, где подобная техника еще используется). Вот манеры – да. Манеры Людмилы Петровны Евстигнеевой простонародными уж точно не назовешь. И речь здесь не об умении выбрать нужную из трех лежащих перед тобой вилок. Хотя именно она помогла разобраться в этом вопросе неотесанному рекламисту. Речь идет о той культуре поведения, которой не учат на краткосрочных курсах или по учебникам этикета. В некоторых семьях подобное обучение просто излишне. И Людмила Петровна была именно из такой семьи. Экстремально-розовые волосы и привычка ловко перелезать через встречающиеся заборы – пожалуй, единственное, что слегка не вписывалось в типичный портрет представительницы потомственной российской интеллигенции.

– Насмотрелся? – улыбнулась Людмила Петровна. – И какой тебе интерес? Понимаю, когда ты княжну в бинокль изучал.

Ефим покраснел: всевидящее око бойкой старушки действительно засекло его в момент разглядывания феминистки-антиглобалистки Евы. Конечно, не в бинокль, а в мощный кэноновский объектив, выдвинутый зато на максимальные 350 миллиметров.

– Я морской пейзаж снимал, – быстро оправдался рекламист. – И оценивал композицию кадра.

Но оба понимали, что оценивал Береславский, разглядывая в телеобъектив расслабленное тело княжны, устроившейся в шезлонге на верхней палубе. Композиция была особенно интересной тем, что верх купальника княжна игнорировала полностью, а низ был таковым, что практически игнорировал себя сам.

– А официантка – тоже часть морского пейзажа? – ухмыльнулась Людмила Петровна.

Ефим еще более смутился: надо же было ему снимать даму на палубе! Как будто не хватало художественных съемок в каюте.

– Да и новенькая русалка тоже ничего, – откровенно веселилась розоволосая бабушка. – Хотя ей уже к сорока.

– Почему – к сорока? – «повелся» Ефим. – Она сказала – тридцать три.

– И ты в таком вопросе поверил женщине?

«Вот ведь всевидящее око, – подумал Береславский, уже отошедший от сексуального натиска неугомонной официантки и действительно положивший глаз на одну из слушательниц его лекций. – Ей бы в КГБ работать!»