– Извини, – перестал смеяться капитан. – Но из твоей доли – это как-то не по-людски. Делаем так: у нас троих – по тридцати одному проценту, у Лерки – остальные. Как раз – семь.
– Ладно. А Равильке взамен чего-нибудь заплатим, – закончил, тяжело поднимаясь, Блоха. – Скажем, его начальные деньги вернем втрое.
– Вы хоть раз их верните, – пробурчал Нисаметдинов. Но – беззлобно: его тоже увлекла идея серьезного предприятия. Да еще с ребятами, которые давно стали родными.
Парни встали и медленно пошли к речному причалу, около которого томилась с уже включенным двигателем последняя в этот день «Ракета». А на горизонте отечественной экономики замаячила будущая финансово-промышленная группа «Четверка».
11. Восьмой день плавания теплохода «Океанская звезда»
Береславский возлежал на почти царском троне, любовно устроенном им самим из небольших деревянных ящиков, пенопластовых блоков и парусиновых чехлов. Ефим никогда не отличался склонностью к работе собственными руками, больше старался организовать народ, но здесь, на судне, организовывать было некого. Разве что сексуально активную официантку, однако он уже давно от нее прятался. Поэтому, как ни лень было что-то носить и складывать, устроил эту обитель рекламист полностью самостоятельно. И она того стоила: среди его любимых и укромных мест корабельного обитания это было самым любимым и укромным.
Находилось оно – как и большинство остальных облюбованных им гнезд – в запретной для пассажиров зоне: в данном случае – на баке судна, то бишь на самом его носу. За спиной Ефима возвышалась на синем крашеном основании большая белая лебедка. Действительно большая – с ее помощью на стоянке в Амстердаме матросы погрузили дополнительный холодильник-рефрижератор, который должен был полностью обеспечить сохранность судового провианта в предстоящих – почти тропических – плаваниях второй половины круиза. Вот эта лебедка-кран почти и скрывала Береславского от любых нескромных взглядов.
Правда, ничем тайным в своем прибежище отдыхающий рекламист не занимался: в первый час отщелкал катушку «Фуджи» – ему нравились очень сочные и веселые тона на слайдах, пусть даже не с абсолютно точной цветопередачей, – запечатлевая веселые белые брызги, взлетающие вверх каждый раз, когда нос «Океанской звезды» въезжал в очередную волну. А волны здесь были уже серьезные – чувствовалось дыхание большой Атлантики. Не то что были на Балтике или будут в Средиземном море, куда им еще предстоит попасть после того, как теплоход обогнет Португалию. И даже цвет моря был совсем иным – темно-зеленым, без какой-либо веселенькой синевы. Пощелкав в свое удовольствие – и заодно выполнив Дашину просьбу: она нуждалась в рекламных материалах о круизе, – Ефим аккуратно отсоединил от камеры тяжеленный и здоровенный объектив. Эта родная кэноновская штука была идеальным инструментом для таких ленивых людей, как Береславский: она позволяла, не меняя объективы, изменять фокус съемки от 35 до 350 миллиметров! То есть давала возможность запечатлеть действительность то с широким углом обзора – даже с большим, чем у человеческого глаза, – то с приближением, сравнимым с хорошим биноклем. Правда, и стоила соответственно: его жена Наталья, узнав цену, только печально улыбнулась – этого бы хватило на приличный ювелирный гарнитур с не самыми маленькими бриллиантами. Но – у каждого свои игрушки. Он уложил в кофр фотокамеру и объектив, после чего тщательно застегнул две «молнии» и закрыл все шесть замочков кофра. Теперь, даже если корабль утонет, будущие исследователи смогут поднять его оборудование в целости и сохранности.
– Тьфу-тьфу-тьфу! – вслух сказал суеверный рекламист. – Придет же такое в голову!