Николай ждал Ефима с целью замирения. После вспышки в Ларнаке они слегка разошлись: хоть Ева и говорила неприятные вещи и вела себя, мягко говоря, странно, но все же она была агуреевской полноценной женой. Так что здесь был недоволен Николай.
Затем, все в той же Ларнаке, состоялась утренняя экскурсия к затопленному итальянскому эсминцу, куда Ефим тоже просился, но получил грубый отказ. Это обидело Береславского.
Вот Николай и решил замириться. А то можно подумать, что у него осталось полно друзей, готовых на пару с ним бескорыстно рисковать головой.
Наконец Ефим начал спускаться по трапу, дожевывая на ходу что-то вкусное. Агуреева он пока не видел.
– Здорово, толстый, – услышал Береславский, ступив на твердую землю.
– Тоже мне… – улыбнулся Ефим. – «Хочешь похудеть – спроси меня как», – процитировал он расхожую фразу из лексикона продавцов «Гербалайфа». Широкая рожа рязанца расплылась в улыбке: его точно не стали бы расспрашивать на эту тему – уж больно далеко вытарчивало пузо над низко сидящими джинсами.
Он, кстати, вообще в шортах собирался поехать, но потом передумал. Хоть и не считал себя верующим, а пиетет ощущал перед местом, которое собирался посетить.
– Миру – мир? – утвердительно спросил Агуреев.
– Да чего нам делить, – согласился Береславский.
– Ты вообще-то ничего чувак, – сделал комплимент Агуреев.
– Вообще-то ничего, – принял комплимент Береславский.
– Главное, жену мою не обижай, – попросил собеседник. – Одна все-таки.
– Ладно, не буду, – смиренно согласился Ефим. – Хотя…
– Опять? – смиренно укорил Николай. – Ну что – «хотя»?
– Я бы ее повесил, – улыбнулся рекламист.
– Свою вешай, – улыбнулся олигарх. – Согласовывать ни с кем не надо.
Мир был восстановлен.
Экскурсоводы – бесцветная дама средних лет и подтянутый худощавый мужчина в черной кожаной шляпе с загнутыми кверху полями – болтали у открытой двери первого автобуса. Увидев приближающихся пассажиров, дама полезла в салон, а ковбой пошел ко второму «Неоплану».
Николай с Ефимом сначала тоже направлялись к первому автобусу, но из окна второго высунулась розовая голова Евстигнеевой и раздался призывной посвист. Отказаться было невозможно, и опоздавшие под смех пассажиров направили свои стопы туда.
Ефим уселся рядом с Людмилой Петровной, а Николай – на свободное место возле Даши Лесной. Береславский обратил внимание на то, что Агуреев не стал садиться рядом с только что прилетевшим из Москвы Мильштейном, хотя место было. И что Мильштейна это сильно задело.
Зато Даша была в нескрываемом восторге.
«Вот уж счастье подвалило», – порадовался за пораженную любовной болезнью девушку Береславский. Впрочем, ее любви в ближайшие пару часов явно предстояло серьезное испытание: тело любимого занимало процентов восемьдесят от общей площади спаренного сиденья.
Автобус тронулся, и за окном поплыли городские кварталы зеленого Тель-Авива. Погода этим утром была явно нетипичной для этих мест: моросил мелкий дождик, а задувавший ветерок не был особо теплым.
– Нам повезло, господа, – приятным баритоном начал экскурсовод. – Когда камни раскаляются от солнца и температура в тени доходит до сорока, вникать даже в самое сокровенное знание становится сложновато. А вникнуть – стоит.
Потому что мы с вами едем в удивительное место, равного которому нет. Это место – священно для представителей трех религий, то есть для каждого второго землянина.
И сегодня вы все прикоснетесь к таинству.
Ефим слушал вполуха – традиционный треп гида, ничего нового. Но следующие слова заставили и его прислушаться.
– Мне сорок лет, меня зовут Алек Раппопорт, и в первый раз я смотрел на этот город через оптический прицел винтовки «галил».
Шумок в автобусе – многие между делом переговаривались с соседом или соседкой – сразу стих.
– Да, господа, – улыбнулся экскурсовод. – Моя любовь к этому городу прошла несколько этапов. Сначала – нулевой. Когда я жил в Киеве и каждый раз бабушка, молясь, произносила: «Новый год – в Иерушалаиме», – для меня это был пустой звук. Потом я приехал на эту землю и горел желанием защитить ее от захватчиков…
– А теперь – не горите? – спросил пожилой турист со «Звезды».
– А теперь – все сложнее, – печально сказал Алек. – Вы почувствуете это на пустынных улочках Старого города. Пожалуйста, постарайтесь почувствовать это.
Потом он на некоторое время замолчал, после чего стал рассказывать о пейзажах за окном – они ехали по древнему пути паломников, и каждая крыша, каждый камень вокруг были пропитаны многовековыми историями.
А потом опять заговорил о том, что, видимо, волновало его сильнее всего.
– Этот город, – сказал он, – собрал святость. Не иудейскую, не христианскую, не мусульманскую. Он собрал всю святость мира. И он очень действует на людей.
Я – человек маленький. Но он изменил и мою жизнь. Сначала я был военным и смотрел на него сквозь прицел. Мне еще воздастся за это.
Потом хотел стать бизнесменом. Но стал историком и четырнадцать лет провел в иерусалимских раскопах. А теперь – гид. И мне надо говорить с людьми ежедневно, чтобы они хоть чуточку понимали, куда и зачем едут.