Ефим быстро записывал обнадеживающие сентенции в блокнотик, когда бабушки привели пойманного ими «шпиона». Они поймали его на подступах к Моссовету. «Шпион» был невооружен и возрастом не намного моложе их, но чем-то вредоносным уже свое шпионское и антидемократическое нутро выдал. И бабки дружно решали, что с ним теперь делать.
Сдать в милицию – где она, эта милиция? Связать, чтоб не убежал – не держать же его целый вечер за руки? – так веревки нет, да и не умеет никто связывать. А поскольку дискутировали люди демократических убеждений, то никто ни с кем согласиться не мог по определению.
И только старичок спокойно покручивал над огоньком очередную картофелину.
Наконец бабки обратились к нему. В конце концов, он был здесь единственным, не считая находящегося при исполнении журналиста Береславского, мужиком.
– Что делать? – спрашивали демократические бабки, мало чем, по мнению Ефима, отличающиеся от политически активных бабок любой другой ориентации.
– Я бы, – сказал старичок, не прекращая своих кулинарных упражнений, – его повесил.
Наступила напряженная тишина. С ужасом убедившись, что старичок не шутит, бабки закричали, замахали руками и накинулись на него с негодованием: как же так можно, в правовом-то государстве, без суда… Этим они, пожалуй, все же резко отличались от бабок иной политической ориентации, вынужден был признать Ефим.
А старичок, переждав гвалт и попробовав изготовленный им продукт, подвел итог:
– А я бы его все равно повесил.
Чем вызвал новый взрыв негодования. При этом никто не заметил ни исчезновения Ефима, ни исчезновения «шпиона»…
– Вот такие добрые люди и расстреляли парламент, – вступила в застольную беседу княжна. – А потом построили волчий капитализм в отдельно взятой стране. И развязали в ней же пару-тройку войнушек.
– От волчьего капиталиста слышу, – не очень вежливо ответил Ефим. – И войны вряд ли развязали такие, как Новодворская.
Ева улыбнулась:
– Я работаю в бизнесе не для бизнеса. Просто без денег я не смогу защищать свои политические убеждения. А насчет войн – здесь все ясно. Когда одни хотят держать в ярме других, то в ответ получают войну.
– Это вы про Чечню? – спросил, явно напрягаясь, Ефим.
– И про нее тоже, – с вызовом сказала княжна. – Русские хотели иметь колонию, а получили войну.
– Ребят, не заводитесь, – попросил Николай. Тема явно была ему неприятна.
– А как же с девяносто шестым годом? – спросил Береславский. – Де-факто они уже были свободны. Много они за четыре года построили? А имели море свободы и море нефти! У них даже волчьего капитализма не получилось. Сплошное волчье логово.
– Вы не любите чеченцев? – усмехнулась Ева.
– Упаси Бог! – искренне ужаснулся Ефим. – Если в какой-то момент я начну не любить людей за графу в паспорте – мне, как личности, конец. Но меня, мягко говоря, удручают… – здесь он замешкался, подыскивая слово, – …недальновидные люди, готовые отдать разбойнику все: свой дом, свою жену, своих детей – лишь бы избежать обвинения в неполиткорректности. Последние десять лет Чечня криминально напрягала всю Россию. Кстати, более всего от этого пострадали не русские, а нормальные чеченцы. И в ней все равно рано или поздно пришлось бы наводить порядок.
– «Зачистками» и пытками? – спросила княжна.
– Любой беспредел ужасен, – искренне сказал Береславский. – Хоть федеральный, хоть моджахедский. Первое – от слабости и продажности власти.
– Вот! – удовлетворенно вставила Ева. – Хоть слово правды!
– Однако в любой войне – две стороны. Почему вы стесняетесь признать, что для фанатика все «чужие» – не люди? Это неполиткорректно? Но такова его вера! И если для исполнения догмата его веры ему нужно взорвать автобус с пассажирами, то для меня он – просто убийца. Бешеная собака, для отстрела которой не нужна лицензия.
– Вы против мусульман, Ефим Аркадьевич? – понимающе усмехнулась княжна.
– Они такие же мусульмане, как я – балерина, – разозлился Ефим. Это было убедительно: вряд ли кто из присутствующих напоминал балерину меньше, чем Береславский. – Я внимательно прочитал весь Коран. Нет в Священной книге суры, которая призывала бы взрывать дома в Москве.
– Никто и не говорит, что это нормальный метод борьбы. – Княжна раскраснелась, глаза заблестели, она тоже явно полезла на рожон. – Но война есть война. И первую чеченскую остановил именно Басаев. Захватом Буденновска.
– Хорошо, что вы об этом помните, – очень зло сказал Ефим. – А то многие иностранцы быстро забывают о наших бедах. И получается интересное разночтение: когда взрывали метро в Париже или дома в Нью-Йорке – это было делом рук убийц-террористов. А когда в Москве – актом отчаяния борцов за национальную независимость.
Ева хотела что-то возразить, но пришедший в полное бешенство Ефим уже не мог остановиться: