Никто не ощущал ни малейшей неловкости, и буквально все было сделано для того, чтобы любой очутившийся здесь незнакомец чувствовал себя как дома. Несколькими днями ранее через Казалинск проезжал генерал Кауфман, который произвел неизгладимое впечатление на прекрасную половину местного сообщества. Будучи в почтенных уже летах, генерал сделался у дам несомненным фаворитом, и многие из них высказывали сожаление по поводу его отъезда в Петербург.
Один из офицеров прежде бывал в Лиссабоне и потому владел португальским языком, а за несколько лет до этого ходил на русском военном корабле в Америку. Теперь же он исполнял воинский долг на борту судна, приписанного к Аральской флотилии. Он рассказал мне о своем пароходе, способном передвигаться по мелководью при глубинах в три-четыре фута. Кораблик этот, по его словам, мог дойти от Петро-Александровска до самого Ташкента. Серьезная проблема заключалась, правда, в нехватке топлива – вместо угля они использовали дрова. Доставка больших объемов этого громоздкого груза обходилась казне очень дорого.
Гарнизонные офицеры оказались единодушны в своей зависти к более счастливым собратьям, служившим в Коканде и принявшим участие в подавлении недавних беспорядков. Местные военные горько жаловались на медлительность продвижения по службе и тоскливое житье-бытье в Казалинске.
– Куда угодно, лишь бы подальше отсюда, – сказал один из них, невысокий подтянутый служака с медалями на груди. – Скука тут смертная.
– Да уж, – согласился с ним другой. – Вот когда с вами, англичанами, в Индии столкнемся, тогда и пойдут чины. А с кокандцами воевать – ну это как на охоту сходить за фазаном. Ни одного старшего офицера не потеряли.
– Не думаю, что Англия поддержит Кашгар против нас, – подал голос офицер, выглядевший намного старше своих товарищей.
– Да кто ж о том знает? И какая разница, в самом деле? – откликнулся другой. – Если и произойдет заварушка, с утра постреляем друг в друга, а к вечеру перемирие будем вместе обмывать. Пойдемте-ка лучше, да выпьем!
С этими словами он повел меня в соседнюю комнату, куда слуги уже внесли то, что по-русски называется
По-французски, к моему удивлению, почти никто здесь не говорил; во всяком случае ни одна из присутствующих дам во время разговора на этот язык не переходила. Более того, они ничуть не стеснялись признаться, что не владеют им. Для меня было весьма отрадно повстречать наконец людей, которые не стыдятся родного языка. У нас в Англии бытует мнение, что русские – настоящие полиглоты. Причиной тому будто бы сложность их собственного языка, из-за чего им проще овладеть любым другим. Это полнейшее заблуждение. На самом деле некоторые русские хорошо говорят на двух или трех иностранных языках, да еще и с прекрасным произношением, просто-напросто ввиду общественной значимости, каковая придается этому умению, особенно в Москве и в столице. К ребенку там приставляется английская или французская няня, едва тот начинает лепетать, и он обучается иностранным наречиям в ущерб родному языку, поскольку выговор, приобретаемый в самом начале жизни, остается с нами уже навсегда. К десяти или одиннадцати годам такой ребенок зачастую уже говорит на французском, немецком и английском, а с возрастом начинает также изучать их грамматику.
В Англии сейчас мы впадаем в противоположную крайность; современным языкам не уделяется должного внимания, и даже английский мы изучаем из рук вон плохо. Составители учебных планов у нас в школах для мальчиков и в университетах делают упор на греческий и латынь, полагая, что таким образом закладывается прочное основание для последующего изучения современных языков после окончания колледжа. Но это совершенно недостижимая цель; среди тех, кому за двадцать, трудно найти человека, способного овладеть новым произношением. Покинув школу или университет, молодые люди редко имеют излишек времени для дальнейшего образования. В результате мы являемся нацией наихудших лингвистов в мире. В том виде, в каком наши школы существуют сейчас, они учитывают скорее интересы учителей, так как, будучи знатоками лишь в своих профильных дисциплинах, те потерпели бы полное фиаско в том случае, если бы родители настояли на введении иной системы образования. Учителям польза, мальчикам вред. Поменяйте местами в наших школах латынь с греческим на французский с немецким – и многие ребята, входящие в жизнь, обретут, если можно так выразиться, дом в два этажа вместо начального фундамента, на котором они должны возвести, но вряд ли когда-нибудь возведут прочное здание.