Поездка в Хиву

Я поделился с ним, и это ненадолго притупило наш голод.

Ямщик вернулся спустя, наверное, час и скорбным тоном уведомил, что пути он не нашел, а значит, нам придется ночевать в поле, и, скорей всего, мы тут замерзнем. Это были не самые приятные сведения, учитывая низкую температуру и сильнейший ветер, обжигавший нам лица, как раскаленный утюг, стоило приоткрыть его напору малейший участок кожи, в то время как снежные вихри, вздымавшиеся вокруг саней все выше и выше, грозили похоронить нас заживо, если буря не прекратится.

Поблизости не росло ни одного дерева – вообще ничего такого для разведения огня, – а спальный мешок, о котором я сразу подумал, был бесполезен по причине узкого входного отверстия. Лопаты, чтобы возвести снежное укрытие, у нас тоже не оказалось, и нам не оставалось ничего более, кроме как просидеть на месте всю предстоящую бесконечную ночь.

Руки и ноги у меня начали стынуть, а кончики пальцев, наоборот, горели, словно я держал их над огнем – ужасное ощущение, охватившее вскоре и мои суставы, которые постепенно немели до полной потери чувствительности. Все это было весьма болезненно, хотя, должен признать, в дальнейшем я переживал и более серьезные обморожения на своем пути. Меня, казалось, придавило тяжелой плитой, и на секунду я задремал, вернувшись, впрочем, почти сразу к реальности из-за негромких звуков, которые издавал мой низкорослый слуга. Он бормотал что-то тихонько себе под нос, однако ни жалоб, ни сетований от него я не услышал.

Оставаясь под укрытием в санях, мы с ним отдали ямщику всю меховую одежду, какой могли поделиться, а сами, как это принято называть, укрепились духом, собрали соответственно ситуации волю в кулак и вознамерились не смыкать глаз.

Болезненные ощущения оставили меня, и перед мысленным моим взором начали мелькать далекие места и знакомые лица, которые приближались из темноты, пристально смотрели, потом таяли, а вместо них возникали просторные залы, уставленные столами с яствами, исчезавшими, стоило протянуть к ним руку. Это был конец, и сознание мое меркло, как вдруг я пришел в себя от резкого удара по локтю и оттого, что Назар тряс меня изо всех сил обеими руками.

– Не закрывайте глаза, барин! – кричал он. – Обратно уже не проснетесь.

Исполнить его просьбу оказалось нелегко, но все-таки я справился и вскоре уже сам прилагал немалые усилия, чтобы не дать уснуть своему спутнику. Все это время наш засыпанный снегом ямщик громко ворчал о чем-то, однако мое слабое знание татарского языка не давало возможности его понять; все его слова оставались для меня просто хриплыми гортанными звуками и восклицаниями, которые издавались через равные промежутки времени, нарушая безмятежный покой ночи, поскольку ветер улегся и воцарилась мертвая тишина.

– Что он делает? – спросил я у своего слуги. – Молится?

– Нет, барин, – ответил тот. – Просто жалуется на судьбу, а еще лошадей ругает за то, что завезли черт знает куда.

Ночь близилась к завершению, и лишь тот, кто бывал прикован болезнью к постели, прислушиваясь к бесконечному тиканью часов, пока стрелки томительно совершают по циферблату круг за кругом, сможет понять нашу радость, когда далеко на востоке забрезжила первая светлая полоса, возвещавшая приход нового дня. Мы растолкали уже совсем занесенного снегом ямщика, который хоть и занемел весь, но перенес эту тяжелую ночь более-менее благополучно. Стряхнув снег с тулупа, он немного размялся, чтобы вернуть к жизни окоченевшие суставы, после чего взобрался на одну из лошадей и сказал, что поскачет за помощью на ближайшую почтовую станцию. Так он и поступил, направившись в сторону дороги, лежавшей примерно в миле от нас. По временам он пропадал из виду, скрываясь вместе с лошадью за высокими сугробами.

Прошел час, за ним – другой, и, поскольку сон уже не представлял никакой опасности, приблизительно в полдень я проснулся, ощутив дружественное прикосновение. Передо мной стоял крестьянин, отправленный нам на помощь ямщиком.

– Ну что, брат? – с улыбкой сказал этот круглолицый старик. – Дождался? А вот и мы, слава богу.

Потом он обернулся к своим товарищам, стоявшим позади него с лопатами в руках, и кивнул:

– Давайте, ребятушки, откапывайте сани.

Когда они закончили, я с радостью заплатил этим добрым крестьянам, и с помощью тройки свежих коней мы вскоре выбрались на дорогу, а через час подъехали к станции.

Путешествие явно затягивалось, поскольку за двадцать один час мы продвинулись всего на восемнадцать миль; и все же нам повезло, что мы потеряли только время – могло быть и хуже. По прибытии мы закусили необычным кулинарным произведением Назара, которое тот состряпал из риса, яиц и шоколада, растворенного в кипящем молоке, – томивший нас голод придал этому странному блюду самые пикантные ноты, – и я вновь ощутил себя в полном порядке, готовый отправиться в путь.