– Вот негодяй! – воскликнул господин Бекчурин. – Каков мерзавец! Вы еще не знаете, как он мою жену обманул. Пришел к ней в мое отсутствие, сказал, что со мной уже разговаривал, и убедил одолжить ему пять рублей для выкупа паспорта из-под залога. Получил от нее деньги и был таков. Нет, что за наглец!
Вне себя от гнева, господин Бекчурин потряс кулаком:
– Но мы его поймаем. Достанется ему на орехи. Сейчас же иду в полицию.
С этими словами мой расстроенный друг немедленно удалился.
Немного позже я и сам отправился в полицейское управление, где мне посчастливилось застать начальника оренбургской полиции полковника Дрейера. Он сообщил, что господин Бекчурин уже был у него и что дело доверено участковому приставу Соловьеву, самому проницательному сыщику во всем околотке. Сказав мне об этом, полковник позвонил в колокольчик и велел заглянувшему на звук подчиненному вызвать пристава.
Через минуту-другую тот уже стоял перед нами. Это был коренастый мужчина с твердым волевым подбородком и хищным, как у ястреба, носом. Он взял под козырек и замер навытяжку перед своим начальником, демонстрируя преданность и готовность к действию.
– Слышал про этого английского господина, ограбленного татарином?
– Так точно!
– Мошенника надо поймать.
– Поймаем!
– Деньги надо вернуть.
– Вернем, – отозвался пристав, но потом прибавил чуть тише: – Если он их еще не потратил.
– Приступай немедленно.
– Есть приступать немедленно!
– Свободен, – сказал полковник.
– Слушаюсь! – уже разворачиваясь на каблуках, пристав козырнул и вышел из кабинета.
С учетом сложностей, возникших у меня в Оренбурге при поиске слуги, я принял решение больше не откладывать отъезд и пуститься в дорогу одному – во всяком случае до Казалинска. Прибыв туда, можно будет предпринять новую попытку и выяснить, является ли честный татарин в тех краях такой же редкой птицей, как в Оренбурге. Тем временем полковник Дрейер выдал мне предписание на подорожную до Форта № 1 (Казалинск) и направил в казначейство для получения документа. Когда этот пропуск оказался у меня, я прочел на нем следующее:
ПО ПРИКАЗУ
ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА
НИКОЛАЕВИЧА
САМОДЕРЖЦА РОССИЙСКОГО
И ПРОЧАЯ, ПРОЧАЯ
Как только я вернулся в гостиницу, мне сообщили о приходе господина Бекчурина. Мы сели пить чай, но от этого занятия нас отвлекло бряцание сабельных ножен на лестнице и доносившийся снаружи шум – там явно происходило что-то необычное. В номер ко мне вбежал метрдотель. Лицо его выражало одновременно значительность и восторг от того, что он увидел на улице. Он буквально сгорал от нетерпения поделиться со мной какой-то волнительной новостью; и будь он английским конюхом, я бы, наверное, решил, что мой любимый конь сломал себе ногу.
– Ну? В чем дело? – вопросил я. – Пожар начался? Или у вас жена померла?
– Нет, ваше благородие! Его поймали!
– Кого? Вора? – воскликнул Бекчурин.
– Да! Пристав его приволок. Он там в слезах весь, чертов мошенник. Прислуга сбежалась, постояльцы тоже. Все уже знают, что его поймали. Слава богу! Прикажете сюда его привести?
– Разумеется, – сказал я.
Минуту спустя дверь отворилась, и преступника втолкнули в мой номер. Следом вошел участковый пристав. Лицо его было значительным и суровым. Сделав два коротких шага, а затем один длинный, он встал сбоку от арестованного, положил левую руку ему на плечо, а правой с достоинством взял под козырек. Вся эта сцена выглядела довольно комично: слуги у меня в номере, исполненные трепета; постояльцы снаружи, пытающиеся понять, что происходит; метрдотель, вытирающий потный лоб той самой салфеткой, которую он прежде выдал мне вместо полотенца, – и его огромный рот время от времени ошеломленно распахивается от уха до уха; арестант, молящий о снисхождении; монументальный пристав; и тут же Бекчурин, взволнованный более, чем я мог себе представить, имея в виду восточного человека, потрясает кулаками перед лицом преступника:
– Поймали тебя, братец! За шкирку привели, голубя! Решил опозорить наш народ?! Чтоб тебе пусто было! Теперь получишь плетей! Не нравится? Плачь сколько хочешь!
Арестант при этих словах на самом деле залился слезами, представив неизбежное наказание кнутом.
– А деньги, господин пристав? Деньги?! – продолжал Бекчурин. – Что с ними сталось? И где вы его поймали?
Полицейский не обладал тем даром красноречия, которым мог похвастаться его собеседник, и, дабы собраться с мыслями, снова взял под козырек, после чего выдавил:
– Двадцать пять рублей он пропил – половина осталась. Бабы во всем виноваты – две сразу с ним было.