Поезд сирот

Мы слышим, как миссис Бирн с шорохом сбегает по лестнице, отмыкает тяжелый засов, отворяет скрипучую дверь. Слышим, как она разговаривает в коридоре с каким-то мужчиной.

Дверь в мастерскую отворяется, я вздрагиваю. Входит полный мужчина в черной фетровой шляпе и сером костюме. У него черные усы, а челюсть как у бассета.

– Эта девочка? – осведомляется он, указывая на меня пальцем-сосиской.

Миссис Бирн кивает.

Незнакомец снимает шляпу, кладет ее на столик у двери. Вытаскивает очки из нагрудного кармана пиджака, надевает на середину носа-луковицы. Из другого кармана достает свернутый лист бумаги, разворачивает одной рукой.

– Так, поглядим. Ниев Пауэр. – Нет, имя мое он произнес как «Нем». Всматривается над очками в миссис Бирн, спрашивает: – Вы поменяли ей имя на Дороти?

– Мы решили, что девочке больше подойдет американское имя. – Миссис Бирн издает странный звук, который я принимаю за смешок. – Разумеется, официально мы его не меняли, – добавляет она.

– И фамилию тоже.

– Понятное дело.

– Вы не планировали ее удочерить?

– Боже упаси.

Он смотрит на меня поверх очков, потом снова в документ. Над каминной полкой громко тикают часы. Незнакомец сворачивает бумагу, кладет обратно в карман.

– Дороти, мое имя мистер Соренсон. Я местный представитель Общества помощи детям; соответственно, находить пристанище сиротам из поезда – моя обязанность. По большей части это проходит успешно, все довольны. Но, к сожалению, бывают случаи… – он снимает очки, опускает их обратно в карман, – противоположного характера. – Он смотрит на миссис Бирн. Я замечаю неопрятную стрелку на ее бежевом чулке; косметика на глазах размазана. – Необходимо найти тебе новое место. – Он прочищает горло. – Ты понимаешь, о чем я говорю?

Я киваю в ответ, хотя понимаю не до конца.

– Прекрасно. В Хемингфорде… вернее, на ферме за городом, есть одна семья; им нужна девочка примерно твоих лет. Отец, мать, четверо детей. Вильма и Джеральд Грот.

Я поворачиваюсь к миссис Бирн. Она смотрит в пустоту. Она никогда не проявляла доброты, но то, с какой легкостью она выгоняет меня за дверь, все же ошарашивает.

– Я вам больше не нужна?

Мистер Соренсон переводит глаза с нее на меня и обратно.

– Ситуация сложная.

Пока он говорит, миссис Бирн перемещается к окну. Отдергивает кружевную занавеску, смотрит на улицу, на молочно-белое небо.

– Ты, наверное, слышала, что времена сейчас непростые, – продолжает мистер Соренсон. – Не только для Бирнов, но и для многих других. Словом… их предприятие сильно пострадало.

Тут, внезапным движением, миссис Бирн роняет занавеску, крутанувшись к нам.

– Она жрет в три горла! – выкрикивает она. – Приходится запирать холодильник на замок. На нее не напасешься!

Закрывает лицо руками и бежит прочь – в коридор, вверх по лестнице; хлопает дверь на втором этаже.

Минуту длится молчание, а потом Фанни говорит:

– Постыдилась бы. Девочка-то – кожа да кости. – А потом добавляет: – Они даже в школу ей не давали ходить.

Мистер Соренсон прочищает горло.

– Что же, – говорит он. – Выходит, так будет лучше для всех. – Снова смотрит на меня. – Насколько мне известно, Гроты – симпатичные сельские жители.

– Четверо детей? – переспрашиваю я. – Зачем им еще?

– У меня сложилось впечатление… возможно, ошибочное, я пока не имел чести с ними познакомиться, все это, как ты понимаешь, с чужих слов, но, как мне представляется, миссис Грот ждет еще одного ребенка, и ей нужна помощница.

Я обдумываю услышанное. Вспоминаю Кармина, Мейзи. Вспоминаю, как близнецы сидят за нашим колченогим столом на Элизабет-стрит, терпеливо дожидаясь своей порции скобленого яблока. Представляю себе белый сельский домик с черными ставнями, за ним красный сарай, проволочную изгородь, загон с курицами. Все лучше, чем холодильник на замке и матрасик в коридоре.

– Когда они меня ждут?

– Я отвезу тебя прямо сейчас.

Мистер Соренсон говорит, что даст мне несколько минут, чтобы собраться, а сам возвращается к машине. Я вытягиваю из дальнего угла кладовки свой коричневый чемодан. Фанни стоит в дверях мастерской и смотрит, как я собираюсь. Я складываю три платья, которые сшила, – одно из них, из синего шамбре, еще не закончено, плюс свое платье из Общества помощи. Вслед за ними – два новых свитера и длинную юбку, потом две пары перчаток, подаренные Фанни. Уродское горчичное пальто я бы с удовольствием оставила, но Фанни говорит, что я об этом пожалею: на фермах ведь еще холоднее, чем здесь, в городе.

Все готово; мы возвращаемся в мастерскую, Фанни собирает ножницы, две катушки, черную и белую, подушечку для булавок, булавки, иголки в целлофановом пакетике. Добавляет к этому картонку с перламутровыми пуговками для недошитого платья. Заворачивает все это в марлю, я кладу в чемодан поверх остального.

– А вам за это не попадет? – спрашиваю я ее.

– Ф-фу! – отвечает Фанни. – С меня как с гуся вода.

С Бирнами я не прощаюсь. Мистер Бирн неизвестно где, миссис Бирн так и не спустилась. А вот Фанни обнимает меня и долго держит. Берет мое лицо в свои холодные ладошки.

– Ты славная девочка, Ниев, – говорит она. – Будут что другое говорить – не слушай.