— Угу, — согласился Его величество. — Правда, на кой он здесь нужен? Ладно, потом придумаем… Слушай, у меня сейчас есть какие-нибудь неотложные дела?
— Герцог Просперо хотел тебя видеть, — напомнила я. — И приглашал нас на завтрак.
— Вот и пойдем завтракать, — заключил король и потащил меня за собой.
Нешуточный бардак, устроенный вчера в покоях пуантенского герцога, был уже каким-то чудом прибран. Сам Просперо удобно расположился за накрытым столом, уткнувшись носом в какой-то пергамент и одновременно отхлебывая из кубка. Никто бы не сказал, что этот до тошнотворности изысканный красавчик вчера хлестал кувшин за кувшином красное вино десятилетней выдержки и орал непристойные песни громче всех. И еще подбивал Его величество пойти прогуляться ночью по городу. Знаем мы эти прогулки — утром вся Тарантия взахлеб судачит, что нового натворили пьяный король с придворными…
Услышав стук двери, Просперо оторвался от своей бумажки и начал было вставать. Король махнул рукой — сиди! В конце концов, здесь, в комнатах, принадлежащих пуантенцам, король может не заботиться о правилах и этикете — в Гайарде нравы простые и незамысловатые, герцог и сам тяготится напыщенность двора, разделяя мнение короля.
Мы расселись, и какое-то время в комнате было тихо. Король занимался тем, что опустошал стоявшие на столе тарелки, Просперо молча перебирал стопку сложенных листов пергамента. Мне есть не хотелось, а потому я сделала нахальную попытку заглянуть в бумаги герцога. Когда же мне это не удалось, спросила:
— Так что такое стряслось в Немедии?
— Да ничего особенного, — пуантенец небрежно столкнул все свои листы на пол и потянулся за кувшином. — Наш человек прислал весточку, мол, на полуночи творится нечто непонятное…
— А что видели-то? — поинтересовался я, наливая себе. Просперо наклонился, поднял один из листков, скривился и заунывно прочел:
—
— Вулканы на Соленых озерах? — недоуменно переспросил король. — Да в жизни такого быть не может! Вулканы — среди равнины? Чушь и бред…
— Вот и я о том же, — согласился Просперо. — Однако нечто странное там наверняка происходит… Кстати, что за шум был во дворе? Я слышал, в зверинец привезли какое-то удивительное животное?
— Привезли, — подтвердила я. — Новую игрушку для господина королевского летописца.
— А заплатил за нее, между прочим, я, — проворчал король. — Тысячу вполне полновесных кесариев. Разорение!
— Да? — пуантенец даже про вино от любопытства забыл. — Какую игрушку? И почему так дорого?
…Его величество как раз перешел к рассказу о том, как они с Паллантидом полезли в клетку, когда в трапезную ворвался Хальк. Пробормотав: «Доброе утро, Ваша светлость», он плюхнулся в кресло и потащил к себе блюдо с жареными перепелиными крылышками.
— Хальк, а ты ничего не забыл? — строго спросил король.
— Я поздоровался, — пробурчал библиотекарь. — Что еще?
— А как насчет попросить разрешения сесть за стол? — вкрадчиво осведомился Просперо. Хальк прекратил жевать, состроил невинную физиономию и жалобно заныл:
— Неужели Ваша милость не соизволит уделить верному подданному сухую корку со своего стола?
Просперо и король переглянулись. Пуантенец обреченно вздохнул. Довольный Хальк ухмыльнулся и вновь увлеченно занялся чревоугодием.
— Выгнать бы тебя, — наконец сказал Просперо. — Мой король, почему ты еще терпишь этого выскочку?
— Да выгоняйте, — беспечно отозвался Хальк. — Не пропаду. Продам летопись, пусть все узнают, какие нравы царят при аквилонском дворе. Не одному ж Петронию богатеть на рассказах о бурной молодости нашего правителя! Я ничуть не хуже…
— Хальк, — не выдержал король. — Скажи мне, только честно — это ты разбалтываешь проклятому писаке ту брехню, что он выдает за правду? Если да — я тебе лично шею сверну.
Хальк даже поперхнулся от возмущения.
— Ваше величество, как можно? Я?! Да никогда в жизни! Митрой клянусь!
— Врет, — убежденно заявил Просперо. — Наверняка врет, мой король. Ну как можно верить гандеру, да еще с такой честной рожей?
— Также, как и пуантенцу, — немедленно отпарировал Хальк. — Вы вот вино уксусом разбавляете, а потом говорите, что так и должно быть…
— Кто разбавляет? — оскорбился Просперо. — Хальк, ты не завирайся…