Подземный флот маркшейдера Вольфа

Бах! Заложило уши Киту, зазвенело в ушах. Полыхнула вспышка позади броневика, ударило вдогонку звуком взрыва и воздушной волной… лампа треснула обо что-то и раскололась.

— Ага! — победно заорал стрелок. — Кувырнулась адская псина!

Киту под ноги сыпались стеклышки из лампы.

Он посмотрел назад. Лев с огненной пастью пропал. Неужто и вправду подбили уникальнейший механизм, сделанный по чертежам Леонардо да Винчи?!

Броневик еще мчался некоторое время на полной скорости, потом сбавил ход.

— Пронесло вроде, — облегченно вздохнул жандарм справа от Кита, его нога в черном блестящем сапоге закинулась за другую ногу.

— Туда дивизию надо посылать с артиллерийской батареей, — тоже повеселел голос наверху.

— Видал, гимназист, с какими бесами ты связался? — проникновенно сказали Черные Сапоги.

«Ты бы на „Лебедя“ посмотрел, — хмыкнул Кит про себя. — Вообще откачивать бы пришлось».

Глава шестая с появлением Председателя Земного Шара который доказывает Киту, что нельзя построить светлое будущее, не построив светлого прошлого

…Ехали еще долго. Если не сказать, очень долго. Кита укачало, уже начало круто мутить, и он, наконец, попросил:

— А попить можно?

— Ага, пересохло горло у господина гимназиста, — довольно сказали Черные-Сапоги.

Около носа Кита блеснула боком железная фляжка.

— Не боись, гимназист. Не отравим. Чистая вода.

Кит отхлебнул. Немного полегчало.

— …Подъезжаем, — услышал он.

Броневик резко остановился. Сразу наступила тишина, и от неё зазвенело в ушах.

Ноги в черных сапогах зашевелились.

— Вот черт, затекли совсем, — сказал их владелец.

Большая масса двинулась вперед, дверца распахнулась — и жандарм вывалился наружу.

С улицы дохнуло свежестью.

— Добро пожаловать в первопрестольную, господин Демидов! — весело сказал он. — Небось, уже соскучились?

Кит тоже двинулся наружу и тоже выбрался не сразу, борясь с собственными затекшими ногами, с дикой усталостью и жутким отупением. Ему уже было все равно, куда привезли.

Оказалось, броневик остановился своей железной дверцей прямо у крыльца трехэтажного, серого и мрачного каменного дома, по двум сторонам которого горели фонари, а дальше улица с обеих сторон была темной, как тот подвал-тоннель в усадьбе.

— Пойдемте, господин Демидов, — сказал большой усатый жандарм, который, наверно, и похитил Кита, сцапав его в лесу. — Его превосходительство уже заждались вашей дражайшей особы.

И он пропустил Кита в дом.

Уже входя в двери, Кит услышал за спиной голоса:

— Эк, зверюга! Порвал железо-то, как тряпку! Его бы на немца — так войны б никакой не было! Сбежал бы немец… А он своих рвет, паскуда!

— В Бутырку бы ентих княжат… Как раз по пути завезли бы заодно.

Тяжелая дверь за Китом медленно закрылась. Голоса заглохли. Кит оказался в просторной прихожей с черным резным убранством. Тускло светили два фонаря, похожие на те, уличные.

Жандарм повел Кита вверх по лестнице. Кита шатало. Веселенький вышел денек. Начался этот денек «парой» по истории далекого прошлого, а потом, как в наказание, круто въехал в это самое прошлое… и все никак не кончится.

— Подождите здесь! — почему-то вытаращив глаза и весь согнувшись, прошептал жандарм, остановившись на втором этаже перед массивной резной дверью.

Продолжая сгибаться в три погибели, жандарм стал осторожно открывать ее, тянуть на себя — ну, точь-в-точь как подобострастный Евсеич! — и просочился внутрь, за тяжелую, темную занавесь.

— Ваше превосходительство, доставили в целости и сохранности, — услышал Кит.

Докладывали, ясное дело, про его, Кита, «целость и сохранность».

Будто жутким радикулитом согнутый, жандарм появился вновь и сказал Киту:

— Его превосходительство принимают. Идите же, господин Демидов!

Кит вошел без страха: на такой долгий денек с путешествиями и похищениями никакого страха не хватит.

В довольно просторной комнате были ковры, на стенах — большие портреты седых людей при старинных усах и мундирах, посреди комнаты — круглый стол, а за столом, лицом к Киту сидел похожий на артиста человек с красивыми усами. Весь блестяще и сверкающе причесанный. Только не в парадном костюме, а в малиновом стеганом халате. И не при галстуке, а при пестром шелковом шарфике на шее.

Человек смотрел на Кита очень даже приветливо и добродушно. Был он, наверно, не намного старше Никитиного папы…

На столе, на золотистой широкой скатерти стоял и блестел серебряный набор для чая. Под большим абажуром с золотой бахромой тускло светились белые фарфоровые чашки на блюдцах — всего две.

Кит понял: его опять приглашают за стол и наверняка будут извиняться. Он не ошибся.

— Никита Андреевич Демидов собственной персоной, — гулким и зычным, как у артиста, голосом сказал незнакомец и плавным жестом пригласил Кита за стол, на его руке сверкнул массивный перстень. — Присаживайтесь, милости прошу! Очень, очень рад увидеть вас в нашем, так сказать, историческом захолустье.

Кит как будто уже слышал такое… про захолустье.