…Впереди случился какой-то затор. Многие несчастные легли без сил прямо на камни, другие присели на корточки или на скальные выступы. Я пробивался вперед, расталкивая потные тела.
— Что случилось? Отчего остановка?
Никто не пытался мне ответить. Люди покорно ждали, когда все разрешится само собой.
Тропа была перегорожена завалом из камней и срубленных деревьев арчи. Рослые, красивые джигиты в добротных чекменях, перетянутых ремнями и пулеметными лентами, были верхней надстройкой завала. Они вроде бы отдыхали, равнодушно или с легким недовольством поглядывая на нас.
Ближе к завалу сидели на корточках незнакомый старик и тот самый оборванец, который приглядывался ко мне в чайхане.
— Денег, что ли, требуют? — спросил я их. — Разве они не знают, что у нас ничего не может быть?
Старик хотел что-то сказать, но еще не отдышался и беспомощно махнул мне рукой. Оборванец болезненно скривился, обнажив ржавые зубы.
— Поговорите с ними… — прошептал он, мучаясь. — Может, вас послушают…
— Не надо говорить, — сказал плечистый чернобородый нукер, по-видимому, старший в команде. И выстрелил в воздух, заставив всех разом вздрогнуть. — Слушайте меня! — начал выкрикивать он рублеными гортанными фразами. — Уходите прочь! В этом году не будет для вас лечения!
— Почему не будет? — испугался я. — Работник табиба…
Бородач глянул на меня зверем.
— Уходи, проклятый аллахом. Я могу и убить.
— Ну, почему?! Скажите!
Другой нукер нашел нужным пояснить:
— Нам повелели загородить тропу, мы и сделали. Большой человек будет лечиться, а вы придете в следующий раз.
Да вы что? — опешил я. — Да вы посмотрите на этих несчастных людей! Многие из них не доживут до весны!
— На все воля аллаха, парень! — Бородач продолжал сверлить меня глазами. — Только дурак в твоей болезни заботится о других. А дураков надо убивать сразу, как завещал имам Али. Да прославится имя его!
— Неужели у вас поднимется рука…
— Поднимется! — заорал бородач и снова выстрелил в воздух. — А ну пошли все прочь! Не буду больше уговаривать!
— Кого хотите бить? — зарыдали женщины.
— Стыда у вас нет! Вспомните про своих матерей!
— Ну почему аллах не любит нас? Ну почему?
Не знаю, чем это закончилось бы, но сверху посыпались мелкие камни, и сразу несколько нукеров закричали:
— Поверху уходят! Самые хитрые!
Бородач вскинул винтовку и выстрелил, почти не целясь. Мы увидели безвольное тело в крестьянской одежде — оно падало по крутому склону, сшибая большие и мелкие камни с пролежней, увлекая за собой лавину. И нукеры, и больные бросились к скальной стене, спасаясь от камнепада. Я полез на завал, пытаясь опередить лавину. И уже по ту сторону преграды увидел, что меня каким-то образом обогнали несколько человек. Грохот падающих камней, чей-то истошный вопль — и мне попало но спине с такой силой, что я на какое-то время потерял зрение от сильной боли. Но я побежал вслепую, прижимаясь к скальной стенке. Страшнее всего отстать, а уж затем свалиться с тропы…
Загремели выстрелы, они были неглавными, нестрашными на фоне других звуков и слепоты. Слава богу, зрение вскоре вернулось, и я разглядел силуэт — тень женщины в парандже, затем подробности ее облика. Она плакала и кашляла по-старчески хрипло, надрывно, не в силах бежать — повредила ногу, и прощалась, наверное, с жизнью. Я схватил ее в охапку и потащил от криков и лавины. Нам повезло: она была костлявая и легкая, как сноп сухой гузапаи. Славно подсушили старушку. Потом нас нагнал оборванец в развевающихся лохмотьях. Тоже, наверное, что-то случилось со зрением — сшиб нас с ног и умчался дальше нелепыми скачками.
— Ну почему все нас бьют? — хрипела старуха, вцепившись в мой чапан.
— Отпусти! — отбивался я. — Надо бежать! Я и так тебе помог!
Но она и на самом деле не могла идти без посторонней помощи. Я оглянулся. Полмира пропало в шевелящихся клубах пыли, они росли, разбухали, добираясь до нас. И я снова потащил старуху на себе. Я падал, задыхался, расшиб лицо и колени о камни. Я был уверен, что нукеры уже гонятся за нами.
— Да когда это кончится? — шептал я в отчаянии. — Когда же будет святое место?
Мы еле-еле тащились по тропе, когда услышали впереди надрывный кашель и гневные крики:
— Убирайся! Прочь!
— О аллах! — снова заплакала старуха. — Опять что-то!..
Какой-то человек в распахнутом черном халате старался ткнуть посохом в лицо оборванцу, а тот хватал воздух широко раскрытым ртом и отползал.
Я отцепил наконец руки женщины от себя и с разбегу врезался головой в эту новую преграду на нашем пути. Человек не успел проткнуть меня наконечником посоха — вспорхнул как пушинка. Он мог свалиться с тропы и неминуемо бы разбился о каменное ложе сая, но его роскошный халат из черно-фиолетового бархата с яркой желтой подкладкой зацепился за колючие кусты. Тут было много боярышника и барбариса. Пока мы со старухой снимали злодея с кустов, оставляя на колючках бархатные и шелковые клочья, оборванец отдышался и пополз дальше по тропе.
— Так это ты? Тот самый большой человек? — закричал я в бледное и злое лицо старика. — Твои бандиты закрыли тропу?