Подвиг капитана Сабурова

 — Ах, я забыл вас предупредить. А ты сообщить должен, — сказал Ремизов Шарапову: — «Разрешите доложить, товарищ командир, это есть спирт». Понял?

 — Понял, — сказал Шарапов.

 — Помоги мне.

 Шарапов подошёл к Ремизову, и снова с кряхтеньем и стонами повторилась та же операция в обратном порядке.

 — Не могу всё-таки ходить, — сказал Ремизов, улёгшись и отдышавшись. — А характер не позволяет лежать. Несколько раз был ранен, но такого идиотского, с позволения сказать, ранения. .. Честное слово, если бы я того немца-автоматчика поймал, который мне это сделал, то против всех воинских законов просто взял бы его и выпорол. Эдакое свинство. Ну, кому же приказ передать — вам или Филипчуку? Филипчук!

 — Здесь.

 В блиндаж вошёл рослый человек в ватнике, с автоматом.

 — Мне дайте, — сказал Сабуров. — Я сюда шёл, авось, и обратно дойду.

 — Ну, берите. Доложите генералу, что полковник Ремизов сделает всё, чтобы вернуть берег, искупит свою вину сам. И других заставит искупить, — добавил он сердито, кивнув на своих командиров штаба. — Доложите: настроение бодрое, к бою готовы. Про ранение моё сказал бы вам, чтобы не докладывали, но знаю, всё равно не удержитесь. К вам, Филипчук, — сказал Ремизов, обращаясь к ожидавшему командиру, — единственная просьба и приказание: добраться до штаба и вернуться сюда живым и здоровым.

 — Есть, — сказал Филипчук.

 — Ну, вот и всё. Да, вот ещё что. ..

 Но, прервав себя на полуслове, Ремизов зажмурил глаза и стиснул зубы. Так он пролежал несколько секунд, и Сабуров понял, что старик говорит через силу, превозмогая боль.

 — Так вот ещё что, — открыв глаза, прежним тоном сказал Ремизов. — Мне кажется, что сегодня на рассвете и днём возвращаться не надо. Немцы будут ждать контратаки. Сегодня надо удержаться там, где находимся, подготовиться, а завтра ночью, когда они уже будут считать, что мы примирились с положением, надо будет как раз и ударить. Доложите это моё мнение генералу. Готовы, Филипчук?

 — Так точно, готов.

 — Ну, пойдите сюда.

 Филипчук подошёл к его койке. Ремизов крепко стиснул руку сначала ему, потом Сабурову и одновременно окинул их обоих быстрым взглядом своих голубых, окружённых сетью старческих морщинок, глаз. В этом взгляде были и тревога, и молчаливое пожелание доброго пути; и Сабуров почувствовал, что этот шренький свирепый полковник, несмотря на свою сердитую манеру разговаривать, был, наверное, человеком хорошей и весёлой души.

 — Идите, идите, — сказал им вдогонку Ремизов. — Буду ждать с нетерпением.

 Они дошли до обломков дома, около которого Сабурова схватили полчаса назад. Там попрежнему сидел Григорович.

 — Сабуров? — спросил он тихо.

 - Да.

 — Обратно идёшь?

 — Да, обратно.

 — Ну, желаю счастья.

 Григорович придвинулся ближе и пожал руку Сабурову и Филипчуку. На голове у него белела повязка.

 — Что это у тебя? — спросил Сабуров.

 — Ещё спрашиваешь! Рука-то у тебя, как кувалда. Разбил мне ухо.

 — Ну прости, — сказал Сабуров.

 — Ладно. Между прочим, немцы разволновались. Видишь, шарят по всему берегу. Туго вам придётся.

 Сабуров посмотрел вперёд. На обрыве то там, то тут вспыхивали автоматные очереди.

 — Придётся всю дорогу ползти, — тихо сказал он Филипчуку.

 — Хорошо, — ответил тот.

 — Да, на всякий случай, я пакет прямо за пазуху, вот сюда кладу, — сказал Сабуров. Он взял руку Филипчука и дал ему пощупать пакет. — Чувствуете, где?

 — Чувствую, — сказал Филипчук.

 — Ну, ладно, поползли.

 Для Сабурова, отличавшегося острой памятью, теперь берег был уже почти знаком. Он вспоминал одно за другим все бревна и нагромождения камней, за которыми можно было укрыться.

 Филипчук полз за ним. От времени до времени, когда пули ударялись особенно близко, Сабуров, поворачиваясь, спрашивал: «Ты здесь?» И Филипчук тихо отвечал: «Здесь». Посредине пути немцы стреляли особенно яростно... Пули шлёпались всё ближе, и Сабуров каждую минуту спрашивал Филипчука: «Ты здесь?» — «Здесь», — отвечал Филипчук.

 По расчётам Сабурова, они уже приблизились к передовому посту с той стороны, когда вокруг них сразу ударило несколько очередей.

 — Ты здесь? — спросил Сабуров.

 Филипчук молчал. Сабуров, не поднимаясь, прополз два шага обратно и нащупал тело Филипчука.

 — Ты здесь? — спросил он.

 — Здесь, — чуть слышно сказал Филипчук.

 

 — Что с тобой?

 Но Филипчук больше уже не отвечал. Сабуров ощупал его. В двух местах — на шее и на боку — под ватником было мокро от крови. Он прижался к губам Филипчука. Филипчук дышал. Сабуров подхватил его одной рукой подмышки и, подтягиваясь на другой руке и отталкиваясь ногами, пополз дальше. Так продолжалось ещё шагов тридцать. Сабуров почувствовал, что изнемогает от усталости. Он отпустил Филипчука и лёг рядом с ним.

 — Филипчук, а Филипчук? — прошептал он.

 Филипчук молчал.