Подвигъ

«Заговоръ противъ добрыхъ старыхъ совѣтовъ? Хочешь кого-нибудь повидать? Что-нибудь передать, устроить? Признаюсь, я въ дѣтствѣ любилъ этихъ мрачныхъ бородачей, бросающихъ бомбы въ тройку жестокаго намѣстника».

Мартынъ хмуро покачалъ головой.

«А если ты просто хочешь посѣтить страну твоихъ отцовъ — хотя твой отецъ былъ швейцарецъ, неправда-ли? — но если ты такъ хочешь ее посѣтить, не проще ли взять визу и переѣхать границу въ поѣздѣ? Не хочешь? Ты полагаешь, можетъ быть, что швейцарцу послѣ того убійства въ женевскомъ кафе не дадутъ визы? Изволь, — я достану тебѣ британскій паспортъ».

«Ты все не то говоришь, — сказалъ Мартынъ. — Я думалъ, ты все сразу поймешь».

Дарвинъ закинулъ руки за голову. Онъ все не могъ рѣшить, морочитъ ли его Мартынъ или нѣтъ, — и, если не морочитъ, то какія именно соображенія толкаютъ его на это вздорное предпріятіе. Онъ попыхтѣлъ трубкой и сказалъ:

«Если, наконецъ, тебѣ нравится одинъ только голый рискъ, то незачѣмъ ѣздить такъ далеко. Давай, сейчасъ придумаемъ что-нибудь необыкновенное, что можно сейчасъ же исполнить, не выходя изъ комнаты. А потомъ поужинаемъ и поѣдемъ въ мюзикъ-холль».

Мартынъ молчалъ, и лицо его было грустно. «Что за ерунда, — подумалъ Дарвинъ. — Тутъ есть что-то странное. Спокойно сидѣлъ въ Кембриджѣ, пока была у нихъ гражданская война, а теперь хочетъ получить пулю въ лобъ за шпіонажъ. Морочитъ ли онъ меня или нѣтъ? Какіе дурацкіе разговоры...»

Мартынъ вдругъ вздрогнулъ, взглянулъ на часы и всталъ.

«Послушай, будетъ тебѣ валять дурака, — сказалъ Дарвинъ, сильно дымя трубкой. — Это, наконецъ, просто невѣжливо съ твоей стороны. Я тебя не видѣлъ два года. Или разскажи мнѣ все толкомъ, или же признайся, что шутилъ, — и будемъ говорить о другомъ».

«Я тебѣ все сказалъ, — отвѣтилъ Мартынъ. — Все. И мнѣ теперь пора».

Онъ неспѣша надѣлъ макинтошъ, поднялъ шляпу, упавшую на полъ. Дарвинъ, спокойно лежавшій на диванѣ, зѣвнулъ и отвернулся къ стѣнѣ. «Прощай», — сказалъ Мартынъ, но Дарвинъ промолчалъ. «Прощай», — повторилъ Мартынъ. «Глупости, онъ не уйдетъ», — подумалъ Дарвинъ и зѣвнулъ опять, плотно прикрывъ глаза. «Не уйдетъ», — снова подумалъ онъ и сонно подобралъ одну ногу. Нѣкоторое время длилось забавное молчаніе. Погодя, Дарвинъ тихо засмѣялся и повернулъ голову. Но въ комнатѣ никого не было. Казалось даже непонятнымъ, какъ это Мартыну удалось такъ тихо выйти. У Дарвина мелькнула мысль, не спрятался ли Мартынъ. Онъ полежалъ еще нѣсколько минутъ, потомъ, осторожно оглядывая уже полутемную комнату, спустилъ ноги и выпрямился. «Ну, довольно, выходи», — сказалъ онъ, услышавъ легкій шорохъ между шкапомъ и дверью, гдѣ была ниша для чемодановъ. Никто не вышелъ. Дарвинъ подошелъ и глянулъ въ уголъ. Никого. Только большой кусокъ оберточной бумаги, оставшійся отъ вчерашней покупки. Онъ включилъ свѣтъ, задумался, потомъ открылъ дверь въ коридоръ. Въ коридорѣ было тихо, свѣтло и пусто. «Ну его къ чорту», — сказалъ онъ и опять задумался, но вдругъ встряхнулся и дѣловито началъ переодѣваться къ ужину.

На душѣ у него было безпокойно, а это съ нимъ бывало послѣднее время не часто. Появленіе Мартына не только взволновало его, какъ нѣжный отголосокъ университетскихъ дней, — оно еще было необычайно само по себѣ, — все въ Мартынѣ было необычайно, — этотъ грубоватый загаръ, и словно запыхавшійся голосъ, и какое-то новое, надменное выраженіе глазъ, и странныя темныя рѣчи. Но Дарвину, послѣднее время жившему такой твердой, основательной жизнью, такъ мало волновавшемуся (даже тогда, когда объяснялся въ любви), такъ освоившемуся съ мыслью, что, послѣ тревогъ и забавъ молодости, онъ вышелъ на гладко мощеную дорогу, — удалось справиться съ необычайнымъ впечатлѣніемъ, оставленнымъ Мартыномъ, увѣрить себя, что все это была не очень умная шутка, и что, пожалуй еще нынче, Мартынъ появится опять. Онъ уже былъ въ смокингѣ и разглядывалъ въ зеркалѣ свою мощную фигуру и большое носатое лицо, какъ вдругъ позвонилъ телефонъ на ночномъ столикѣ. Онъ несразу узналъ далекій, уменьшенный разстояніемъ голосъ, зазвучавшій въ трубкѣ, ибо какъ-то такъ случилось, что онъ никогда не говорилъ съ Мартыномъ по телефону. «Напоминаю тебѣ мою просьбу, — мутно сказалъ голосъ. — Я пришлю тебѣ письма на-дняхъ, пересылай ихъ по одному. Сейчасъ уходитъ мой поѣздъ. Я говорю: поѣздъ. Да-да, — мой поѣздъ...»

Голосъ пропалъ. Дарвинъ со звономъ повѣсилъ трубку и нѣкоторое время почесывалъ щеку. Потомъ онъ быстро вышелъ и спустился внизъ. Тамъ онъ потребовалъ расписаніе поѣздовъ. Да, — совершенно правильно. Что за чертовщина...