Подвиг 1983 № 23

С каждой минутой шанс на благоприятный исход уменьшался, и Мухлынкин невольно представил, впрочем, эта страшная мысль копилась исподволь, как грозовое облако в летнюю пору, чтоб на землю ударить молнией, как после отбуксировки танка вскроют люки и вытащат бездыханные тела товарищей…

Из-за крайней избы выскочил незнакомый грузовик. В свете утренней зари он казался розовым. Мухлынкин успел заметить, что грузовик не принадлежал полку и даже Вооруженным Силам. Это был старый, видавший виды «газик». Такие машины обычно дорабатывали свой век в различных гражданских ведомствах третьестепенного значения. Эти «газики» больше ремонтировали, чем водили, но уж если водили, то по таким разбитым, или, как тут говорят, разухабистым, проселкам, где и новая машина досрочно потребует ремонта.

«Газик» затормозил у стоявшего поперек дороги тягача. Из кабины лихо выпрыгнул бородатый человек, подбежал к капитану, козырнул четко, по-военному.

— Товарищ капитан… Иван Семенович, разрешите действовать.

— А вы, товарищ, собственно, кто? — спросил Штанько, большими роговыми очками уставился на незнакомца.

— Это же я… Гулин.

— Верно! — Штанько в бородаче узнал прапорщика Гулина, уволенного в запас, того самого Гулина, который еще не так давно славился как один из лучших механиков-водителей дивизии, на которого все солдаты и сержанты полка смотрели как на космонавта.

И вот теперь перед капитаном Штанько снова стоял дорогой человек, родная душа — Гулин.

— Иван Семенович, прошу…

— Не имею права.

— Тогда я без разрешения…

— Не положено.

— Ведь я солдат… Солдат!

— Знаю.

— Прошу… там же товарищи… наши товарищи!..

И тут Мухлынкин заметил, что капитан Штанько колеблется: ведь Гулин формально не числится в списках личного состава полка, но сердцем как был, так и остался танкистом. «Это же надо, — поражался Мухлынкин, — откуда-то он узнал о попавших в беду ребятах, где-то раздобыл обшарпанный, видавший виды „газик“, явился как по тревоге».

— Товарищ капитан, — вмешался Мухлынкин, — я свяжусь с командиром полка… Не возражаете?

— Сообщите… Гулин вернулся…

Мухлынкин бросился к рации, не вскарабкался, взлетел на броню тягача, схватил шлемофон, услужливо поданный радистом.

— «Волга»!.. «Волга»!..

Выслушав Мухлынкина, Коренюгин переспросил, не ошибся ли тот?

— Гулин, товарищ майор. Честное слово!

— Позовите его к рации.

— Товарищ прапорщик! — во всю глотку крикнул Мухлынкин. — Вас просят.

О чем говорил командир полка со своим бывшим прапорщиком, слышали только радисты. Но, судя по выражению глаз Гулина, и Мухлынкин и Штанько поняли: Коренюгин дал согласие.

Вскоре Гулин был под водой. Прохоров и Синюк, неожиданно получившие мощное подкрепление, словно испили сказочной живой воды. В этот рассветный час промозглого марта солдаты втискивали свои тела в спрессованную торфяную стену ила, тянули за собой неподатливые буксирные тросы.

Первое, что сделал Гулин, очутившись в воде, нащупал броню башни и торцом ломика несколько раз с усилием ударил по металлу. Затем, приложив к броне ухо и затаив дыхание, слушал. Смертельно холодная тишина, как спрут, сдавливала тело. Запах нового комбинезона напоминал Гулину счастливые минуты молодости, когда он, солдат-первогодок, постигал азы аварийно-спасательной службы.

Действуя в опасной ситуации, он не испытывал страха, ему казалось — и он был в этом уверен, — что с ним никогда ничего не случится, надо только исполнять все так, как предусматривает инструкция. Тогда еще его первый командир лейтенант Пятно говаривал: «Инструкцию сочиняли мудрые люди. Для нас она закон». И Гулин действовал, не отступая от писаных правил. Потом со временем, когда поднабрался опыта, почувствовал, что он и сам уже обладает мудростью достаточной, чтобы в существующие инструкции вносить изменения. К советам Гулина прислушивались товарищи и начальники.

Многое он не мог объяснить, но чутье никогда его не обманывало. Специалисты это называют интуицией, а он шутя говорил, что это «сдвиг по фазе в нужную сторону». Наука эту фазу пока не открыла, но ясно было одно: Гулин чувствовал людей и действовал, предугадывая их мысли и безошибочно, особенно в обстановке, где, казалось, думать некогда. И все же, кто не знает: как бы ни были стремительны движения, настоящий солдат всегда успевает подумать, что он должен предпринять в каждый последующий момент.

Так было и сейчас. Прохоров и Синюк увлеклись процессом сцепки. Гулин же поспешил подбодрить ребят. Ведь у них, как он считал, по разумению членов экипажа, шансов на спасение фактически не оставалось. Танк затонул ночью, без свидетелей, танкисты не успели послать в эфир ни одного слова. Это Гулину было известно, и он представил себя на месте Свиданина. Решение могло быть одно: эвакуация. Но люди остались в загерметизированном танке. Значит, Свиданин принял другое решение. Но какое и зачем, можно было строить только предположения.

Гулин снова ударил по броне и снова прижался головой к металлу. И тут в глухой гудящей тишине он уловил ответный звук — удар металла по металлу.