Подумаешь, попал

– Знаешь, что это? Я хотел, чтоб он объяснил бойцам, что означает звезда Давида, а потом уж я дальше провел ликбез, среди бойцов, мне не хотелось чтобы они делили врагов,

пришедших на нашу землю, на просто солдат пригнанных сюда воевать, и идейных, все они одинаковы фашисты. Боковский повел себя странно, схватив пальто, он вдруг прижал его к себе и чуть не прокричал.

– Софочка!

Глянув на него, я увидел как по его лицу потекли слезы. Я все понял.

– Что это с тобой? – спросил своего подчиненного Иванов.

Но тот снова проговорил. – Софочка!

И вдруг кинулся к танку. Что то предпринять, мы не успели.

Боковский выскочил из танка с автоматом, и очередью срезал пятерых из пленных,

прежде чем механик водитель с заряжающим обезоружили его.

Я связался с первым, доложил об уничтожении частей из венгерской дивизии.

Получил приказ, временно закрепиться у брода. То есть мне, давали передышку.

Через некоторое время прибыла кухня. Хотя мы нашли чем подкрепиться, кое что взяли в обозе у венгров. С кухней прибыл наконец то ротный политрук, на отремонтированной 34, которой технари, заменили ведущий каток. Пришла и машина за пленными, те к стати напуганные происшедшим вспомнили, что некоторые понимают

славянску мову, объяснили почему, так подставились. Они были уверены, что находятся в тылу, ведь в эту строну ушла большая танковая часть немцев. Ну да слоеный пирог, тут ваши , здесь наши. Пару часов удалось поспать. К вечеру заявились корпусной комиссар, с особистом.

Я понял по чью они душу.

– Боковского не дам,– заявил я. – Давайте разбираться на месте.

– А ведь ты комбат, тоже виноват. – Комиссар недобро прищурился.

Все ясно, был среди пленных понимающий русский язык, вот и нажаловались, еще небось про конвенцию вспомнили, так мы ее вроде бы не подписывали.

– В чем? – спросил я. – Расстреливать пленных, я не призывал, просто объяснил ребятам, что венгры тоже наши враги, а то уже некоторые чуть целоваться к ним не лезли, курево

папироски стали предлагать, пока не обратили внимание, что у тех в обозе хранится.

– И что же в нем такое было? – спросил комиссар.

– Вещички расстрелянных евреев, из Харьковского гето. – Боковский – сам харьковчанин, опознал пальто своей жены, понял что с ней произошло, и кто виноват, вот башку и снесло, я уже провел с ним беседу, объяснил, что просто так пленных, расстреливать нельзя, сперва суд над ними провести надо, а потом воздать по деяниям.

– Они наших пленных и мирных жителей, просто так убивают, для них мы хуже животных, потому как за людей, нас не считают.

– Я смотрю товарищ Кропоткин, вы не ту стезю избрали, вам бы политруком быть,

–заметил особист. – До этого писавший у себя, что то в блокноте.

– Вы знаете, что Боковского ждет трибунал, и скорей всего штрафная рота?

Спросил он, засовывая блокнот в планшет.

– Нашли чем напугать танкиста, – сказал я. – Он и так со смертью рядом ходит, причем такой, что не пожелаешь не кому.

– У меня только в батальоне за последние сутки, не один экипаж, вместе с танком сгорел.

Тут крыть, было не чем.

– И все же.

– Да забудьте вы про него, отпишите, что погиб, пропал без вести.

– К ста те, насчет отпишите, – вмешался в разговор комиссар.

– Вам письмо, и судя по всему, давно вас ищет.

Я взял еще довоенный конверт, с пятью штампами и приписками, интересно от кого оно, потом посмотрю, с начала проблему с бойцом решу.

– Так где все таки, наш виновный в расстреле? – Спросил капитан, похоже он не собирался

отступать, судя по интонации голоса.

– Комиссия учтет все, побудившие к этому деянию факты.

– В дозоре, вместе со всем экипажем танка, у нас война все таки, и надо быть на чеку, а у меня каждый человек на счету.

– Связь есть? – Вызовите, – сказал капитан вставая.

– Есть, но не буду, вы собираетесь сорвать приказ командования о наступлении, я сейчас со своим отрядом, буду форсировать реку, и мне не улыбается попасться также, как ваши любимые венгры.

Я уже понял, что этот капитан не отступит, и скорей всего прибыл он из штаба армии, и свою задачу выполнит, любой ценою.

– А сейчас извините. Я тоже встал. – Пора выступать.

Капитан не как не отреагировал на мой демарш, а просто сказал. – Я с вами.

– Да пожалуйста. Запретить ему я не мог, до чего въедливый фрукт, не люблю таких.

– Ну а я назад, в корпус, – сказал комиссар подымаясь.

– Что будем делать с трофеями? – ведь не могу я здесь все бросить, – спросил я.

– Ведь докладывал, что захвачено три грузовика, оружие, две пушки на коном ходу с боекомплектом, тут я покривил душой, пушек было четыре, но две вместе с пулеметом, я отдал полку, что окапался невдалеке от нас, жалко стало пехоту, их и так осталось едва батальон. Подарку майор обрадовался, еще бы, противодействовать бронетехнике, он мог только, как он поведал один ПТР на три роты, да бутылки с зажигательной смесью.

Комиссар тоже обеспокоился и сказал, что он поторопит в штабе с этим, а пока остается в деревне со своими людьми, чтобы приглядеть за хозяйством. Я передал ранец,

принесенный Иваном.

– Что здесь? – спросил комиссар.

– Две бутылки венгерского вермута, и копченая колбаса. – Поведал я.