Подумаешь, попал – 2

Где то слева, в километрах двух, послышались звуки перестрелки. Там располагалось небольшое сельцо, в котором, по уговору, должна была расположиться на отдых кавалерийская бригада Гаврилина. Лошадям через каждые двадцать километров нужен передых, это не машины. Вскоре выстрелы стихли, толи с полицаями, толи с небольшим немецким гарнизоном было покончено. А мы двигались вперед, забираясь все дальше и дальше в тыл врага.

– Воздух! – этот леденящий крик, не смотря на звуки моторов, был услышан. Колонна встала. Я вылез из доджа и запрокинул голову вверх. Действительно, в небе, чуть в сторонке от нас, шел воздушный бой. Четверка наших яков навязала бой десятку немецких пикировщиков, не давая тем приблизиться к нам. Когда паре «лаптежников», как в народе называли юнкерсы Ю-87 за неубирающиеся в полете шасси, все же удалось прорваться к нам, заработали наши зенитные установки.

К моему удивлению, первые же залпы, заградительного огня дали

результаты. Несущийся впереди самолет, сделав сальто, задымил и устремился к земле. В небе белоснежным зонтиком появился парашют. Второй пикировщик решил отвернуть в строну, но попал под огонь устремившегося за ним яка. С этого никто не выпрыгнул, и он, завывая, врезался в землю в метрах трехстах от нас. Замолкла зенитная спарка, боясь поразить нашего ястребка. Тот пронесся над нами, махнув крыльями, и, уйдя вверх, сделал петлю и понесся на помощь своим. Там назревал ближний воздушный бой, или собачья свалка. К пикировщикам немцев подоспело несколько самолетов прикрытия. Но и к нашим подлетело еще четыре истребителя, очевидно сменщики. Как вовремя! Я подошел к МАНу, трофейному немецкому грузовику, в кузове которого разместилась 37-мм зенитка. Четверо зенитчиков внимательно вглядывались в происходящее в небе.

– Молодцы! – крикнул я им. – и добавил, увидев идущего ко мне Лисицына: – Расчет представить к наградам, наводчика и командира к Красной звезде! Заслужили!

Подъехал мотоцикл охраны. Бойцы подвезли пленного немецкого летчика.

– Разберись! – бросил я вновь, Лисицыну.

Пленного потащили к БОА, а я вновь пошел к доджу. Снова заревели моторы, нужно было спешить. Через несколько километров попались обгоревшие, смятые останки нескольких грузовиков и двух бронемашин, столкнутые в кювет. Рядом лежали раздавленные трупы немецких солдат. Я с рвотным позывом отвернулся от них.

Авангард Толбухина, очевидно, наскочил на встречную автоколонну противника и, расстреляв её в упор, прошелся по ней, тараня и сметая в сторону. Да, бригада Толбухина ушла вперед километров на тридцать, не меньше. Я развернул карту с нанесенными на ней стрелками основного удара моего корпуса. Он был между городками Новомосковском и Павлоградом, но еще предстояло пересечь речку под названием Самара. Что она из себя представляет, я не знал, и как через неё придется переправляться, тоже. А она уже близко.

То, что немцы уже знали о нас, и так было очевидно. Но какими силами мы вклинились на захваченную ими территорию, они пока могли только предполагать.

Вот и Самара, небольшая такая речушка. Дорога, вильнув, свернула к мосту через нее. Тут нам повезло, крепкий, хоть и деревянный мост не был разрушен. Выложенные в два наката бревна, а сверху настил толстым тесом, с мощными, связанными крест, накрест опорами. Мост спокойно выдерживал тридцать четверки, которые по одной, на большой скорости, проходили по нему и, не задерживаясь, устремлялись вперед.

Промчавшись по мосту, мы въехали в довольно большое село. Впервые за время прорыва я увидел местных жителей. Те стояли возле своих хат у частоколов, провожая нас напряженными взглядами. Похоже, они были в шоке от нашего появления и не знали, как себя вести.

Бригада Толбухина прошла чуть в сторонке, ей ставилась задача, перерезать железную дорогу, идущую между узловой станцией Сенельниково и Днепропетровском. Часть колонны прошла дальше за село и остановилась там. Технике, как и людям, требовалась передышка. Мой додж остановился рядом с довольно большим домом, над крыльцом которого до сих пор висел флаг со свастикой.

Обитатели дома, видно первыми сообразив, кто мы такие, куда-то попрятались. Опознать нас было, действительно, мудрено. Кроме бронетехники, автомашины, в большинстве своем, были ленд-лизовскими и трофейными.

Я вылез из доджа, посмотрел на флаг и распорядился:

– Эту тряпку убрать!

Один из бойцов, тот час же взобравшись на перила, дотянулся до трепыхавшегося на небольшом ветерке флага и рванул его на себя. Раздался треск рвущейся материи и, вот теперь, действительно, тряпка полетела в дорожную пыль. Три автоматчика заскочили в дом, что бы его обыскать. И вернулись из него не с пустыми руками, вытащив на улицу мужичка лет пятидесяти.

– Вот, в шкафу прятался, товарищ генерал! – доложил мне младший сержант, держа свою добычу за воротник пиджака.

– Кто таков? Что за село? – спросил я задержанного.

Мужик заерзал, пытаясь высвободиться, но сержант крепко держал его,

не давая не единого шанса.

– Так староста, я здешний, а село Катариновка, значит, – сообщил он мне южнорусским говорком.