— Я сказала ему, — торопливо заговорила она, — что тяжело мне дома, что готова уйти куда глаза глядят. В сердцах сказала, после ссоры с отчимом. Они такие разные: папа и Василий Степанович. Папу я не могла забыть. А Боря, добрая душа, предложил: ну и уйди. Я подумала, он шутит. А он и комнату подыскал, и чемодан унес. Чудак! Разве так можно? Я и маму не могу бросить. Да и сама еще учусь. На что я жить буду? Глупости какие-то. А вот что вышло из-за одного неосторожного слова. Надо бежать. Надо спасать Борю. Из-за меня все это… А он теперь боится правду сказать, чтобы мне не было хуже.
Тамара засобиралась. Я закрыла магнитофон, и мы вышли вместе. Через полчаса мы были у Скороходова. Его не удивило наше появление. Скорее всего, он ждал Тамару, надеялся, что она придет. А Тамара, распахнув двери его кабинета, стояла на пороге, не имея силы войти, и только шептала:
— Это я, я во всем виновата. Это из-за меня он все сделал.
Кирилл Петрович успокоил ее, усадил на стул.
— Боря при переезде на новую квартиру спросил, в каком чемодане мои вещи, — рассказывает Тамара. — Я не придала этому значения.
Она говорила тихо, но страстно и убежденно. Знала, что только правда может выручить Борю.
Да, теперь она поняла, что, щадя ее, Боря взял на себя вину за поступки, которых не совершал. Она в этом уверена. Она знает: то, о чем она скажет, может повлиять на всю ее жизнь, что очень больно будет маме, но она думает, что только правда поможет им всем.
Тамара выпрямилась и открыто и смело посмотрела на Кирилла Петровича, подчеркивая этим, что вся она перед ним как на ладони и ей нечего бояться.
— Да, — подтвердила она, — я жаловалась Боре, говорила, по глупости, конечно, что в пору бежать из дому. Я не могла забыть отца. А тут еще постоянные упреки отчима, грубость, нежелание считаться не только с моим, но и с маминым мнением. Мама покорно все терпела. Я ее понимаю. Она хотела создать новую семью. А я не могла терпеть. Но не было сил и покинуть маму, оставить ее одну с этим… — Тамара остановилась, не решаясь произнести слова осуждения.
— Мне было плохо, очень! — продолжала твердить она. — По-моему, и маме тоже. Я любила ее и не хотела обижать. Мы так хорошо жили! Раньше. При папе.
— Но мы, кажется, уклонились в сторону от главного, — напомнил Скороходов. — Я ведь многое знаю.
— Нет, нет, — торопливо отозвалась Тамара. — Напротив, приблизились. Вот сейчас. Я все-таки хочу вам пояснить то, что самой, пока Нина не надоумила, не было ясно… То, что я говорила в пылу, в горячке, Боря воспринял как истину. Теперь я вижу, он искренне хотел мне помочь. У него ведь тоже дома плохо. Так хоть мне облегчение сделать!
Кирилл Петрович встал, подошел к окну.
— Пожалуйста, — попросил он, — еще один вопрос. Речь идет о чемодане. При чем же тут чемодан с чужими вещами?
Тамара в нерешительности оглянулась. Она словно ждала чего-то.
— Чемодан? — переспросила она. — Разве я не сказала? Тогда я не придала этому никакого значения. Боря попросил, чтобы я все свои вещи уложила в один чемодан. Я только усмехнулась тогда. Сказала, что они и так в одном чемодане. И показала его, мой коричневый чемодан. Мы с мамой купили его, еще когда я собиралась в пионерский лагерь «Светлана».
— Простите, — перебил Кирилл Петрович, — в доме два одинаковых чемодана?
— Да, конечно, — машинально ответила Тамара. — У нас два одинаковых чемодана. Мама купила их в один день и в одном магазине. Она искала чемодан для меня, для лагеря. Нашла. Он ей понравился. Прочный, вместительный. Хороший чемодан не всегда достанешь, и она взяла сразу два. Для меня и для папы.
Мне показалось, что Тамару смущает мое присутствие, и я хотела уйти. Но Кирилл Петрович остановил меня.
Они долго проговорили в тот вечер. Тамара очень волновалась. Все спрашивала:
— Как же так? Что будет с Борей? Ведь я, я одна во всем виновата.
Постепенно она успокоилась и, как мне показалось, поняла свою ошибку.
— Да, да, — говорила она. — Я согласна. Не посоветовалась, не позвала на помощь. Но я была одна, совсем одна. И только Боря, как мог, старался мне помочь. И сам попал в беду.
На другой день я снова была у следователя. В качестве свидетеля. Кирилл Петрович разговаривал с Борей. Тот продолжал твердить свое: взял, бес попутал, я один виноват. Тогда Кирилл Петрович включил магнитофон. Взволнованный голос Тамары, прозвучавший с магнитофонной ленты, вывел Борю из равновесия.
— Это ее право, — сказал он, — так понимать.
— Кто же из вас прав? — спросил Кирилл Петрович.
— Не знаю, — угрюмо пробурчал Боря.
— Это уже ближе к истине, — усмехнулся Скороходов. — А теперь подтвердите, пожалуйста, — попросил он, — правильно ли я излагаю ваше намерение. Вы хотели взять чемодан с Тамариными вещами и отнести его к тете Груне в комнату, которую сняли для девушки? Так?
— Да, — глухо ответил Боря.
— Вы предварительно ничего не сказали об этом Тамаре.
— Да, — подтвердил Боря.
— Когда вы обнаружили, что взяли не тот чемодан?