Поднебесный гром

Стараясь не глядеть на раскаленные брызги металла, Андрей поднимался по гулкой железной лестнице. Вскоре все трое очутились в красном уголке.

Андрей огляделся. Во всю стену красовалась Доска почета. В блестящих никелированных рамках — фотографии лучших рабочих. Одна рамка пустовала.

— Оперативно, — насмешливо заметил директор.

— А как же! — тотчас отозвался Брылев и обернулся к Аргунову: — Понимаете, Петрович очень квалифицированный специалист. По высшему классу работает!

— Как же тогда мог проскочить такой грубый дефект? — резко спросил Копытин.

— Ума не приложу. И человек-то он — каких поискать!

— Испытателю от этого не веселей!

— Это понятно, — подхватил Брылев, — но я к тому, что мы ни на что не посмотрели: ни на заслуги, ни вообще… Провинился, значит, по всей строгости…

В красном уголке уже собирались рабочие. Поглядывали на хмурого директора, на неестественно оживленного начальника цеха, на испытателя со спокойным, непроницаемым лицом и тихо рассаживались.

— Кажется, все собрались. Разрешите начинать? — спросил Копытина Брылев.

Директор наклонил голову.

— Товарищи, вы все прекрасно знаете, по какому поводу мы собрались здесь сейчас! — громко заговорил Брылев. — Произошло ЧП. И сегодня мы с полной ответственностью должны признать, что еще не все сделано для выполнения высоких социалистических обязательств…

— Конкретней, — тихо попросил Копытин.

— Конкретней мы уже поговорили! — Брылев кивнул на пустующую рамку. Потом снова перевел взгляд в зал: — Кто хочет выступить?

В зале стояла мертвая тишина.

— Давайте-давайте, товарищи! — подбадривал Брылев. — Не будем же мы в молчанку играть.

В зале по-прежнему было тихо, никто даже не пошевелился.

— Я понимаю, трудно признавать свои ошибки, — сказал Копытин, — а надо. Когда от недогляда зависит человеческая жизнь, тут уж особо надо быть самокритичными.

Но люди и к словам директора оставались глухи.

— Ну что ж, тогда попросим сказать летчика-испытателя Аргунова, — предложил Копытин. — Андрей Николаевич, ты заварил всю эту кашу с несчастной стойкой — ты и расхлебывай.

По залу прошелестел смешок.

— Пожалуйста, просим! — Брылев простер руку в сторону трибуны.

Андрей растерянно посмотрел на директора: он вовсе не собирался выступать.

— Давай-давай, — кивнул ему Копытин, — у тебя есть что сказать.

Андрей неуверенно прошел к трибуне и встал рядом. На него выжидательно глядели сосредоточенные глаза рабочих. Все ждали его слова. Что им сказать? Может, то, что летчик лишь тогда спокоен в воздухе, когда твердо уверен, что все, сделанное их руками, сделано надежно, добротно? Но ведь они об этом знают и сами. Потому он стоял, широко расставив ноги, как для упора, и молча смотрел в зал.

Пауза затягивалась. И тогда, будто на помощь ему, из первого ряда поднялся худощавый пожилой человек с серым шарфом на шее.

— Я варил эту стойку, — сиплым голосом произнес он, — меня и наказывайте. Зачем зря отнимать у людей время.

И вдруг зал взорвался как по команде. Заговорили все разом, перебивая и не слушая друг друга.

— У сварщика глаз не ватерпас!

— Стрелочника нашли! А где ОТК был? В тенечке?

— Козла отпущения нашли!

— Петрович не виноват!

Брылев постучал карандашом по графину, призывая к порядку.

Медленно восстанавливалась тишина. Андрей переступил с ноги на ногу и только было собрался говорить, как из дальнего угла кто-то выкрикнул:

— А у вас, у летчиков, разве промахов не бывает?

— Промахов? — переспросил Андрей. — Бывают. Только за промахи расплачиваемся мы сами. Как минеры.

Он снова помолчал, собираясь с мыслями, и начал медленно говорить. Слова давались трудно.

— Испытателю чаще приходится расплачиваться, к сожалению, за чужие промахи. Что ж поделаешь, такая у нас работа. Мы все, здесь присутствующие, трудимся на переднем фронте. И от нас зависит, какое оружие получат наши военные летчики. А их интересует, чтобы истребители отвечали таким требованиям, как надежность, качество и боевая эффективность. Подсовывать в войска брак — это… — Андрей обвел глазами до отказа набитый зал и со вздохом выдавил: — Преступление.

Краем глаза он видел, как при этих словах лысоватая голова Петровича вжалась в плечи, и подбородок утонул в сером шарфе.

— Вот здесь сегодня я услышал, что виновником брака является конкретно всего лишь один сварщик. Казалось бы, что тут воду в ступе толочь, если виновник найден. А так ли это? Как-то у нас на ЛИС произошел такой случай: самолет улетел с незакрытым крыльевым топливным отсеком. Естественно, порядок выработки горючего нарушился и задание было сорвано. За срыв полета начальник ЛИС наказал механика, а я — летчика.

— А при чем здесь летчик? — спросил Копытин.

— При том, что в авиации контроль должен быть двойной. Перекрестный! Это касается как эксплуатационников, так и самолетостроителей. Насколько я понимаю, в цехе есть рентген, и каждый шов на узлах должен просвечиваться. А если в лаборатории не заметили трещину — то грош цена такому контролю!

— Верно! — подхватил Копытин. — Вы будете еще продолжать?

— Я все сказал.

— Тогда позвольте мне.