Поднебесный Экспресс

Вот и я все хлещу да хлещу скакуна, но он еле плетется. Бить сильнее? Подохнет. И тогда вот куда мне деваться? Как мне дом содержать и машину, чем семью мне кормить? Не искать же убежища в дальнем селе, знаю я, как мучителен труд землепашца, и снискать, ковыряясь в земле, пропитанье – задача совсем непростая. А мне не везет никогда, те, кто начал со мною в партийной структуре, сейчас уже в шишках, их в Европу давно по делам посылают – так, решить пару легких вопросов, открыть счет-другой для начальства, что-то купить или сопроводить важных лиц, а меня – на Восток, в китайские дали со странной едой и странными лицами, которые здесь мне терпеть еще многие дни. Ни выпить нормально, ни поговорить, все щебечут на чуждых наречьях. И даже земляк, что попался в вагоне, какой-то кривой, непонятный и делает вид, что совсем не земляк, а того, иностранец, пижон – а может, шпион? Подальше мне надо держаться от них. И плюс эти трупы.

Нет, увы, не везет мне, хоть до крови хлещи скакуна.

Наконец до центра сцены добирается и Кириллов. Он начинает громко петь, поводя головой и пританцовывая.

КИРИЛЛОВ

За дверью из грубого
серого пластика
и цинь у меня,
и для чтения книги.

А разве лишен
я других наслаждений?
Еще моя радость
и в уединенье.

Никто же не стой на моем одиноком пути,
ни старик-землепашец,
ни столичный чиновник,
ни красавица нежная.
Не нужен никто мне,
я мир сочиняю,
возлежа на циновке,
всех этих людей,
и добрых, и злых, и таких,
что никак не назвать их,
просто попутчики в жизни,
в экспрессе, что мчит беспощадно,
да-да, беспощадно он мчит, превращая нас всех из существ, обладающих будущим,
в существа, у которых все в прошлом.
Из грядущего в минувшее мчит.
С Востока на Запад.

Поднебесный Экспресс,
катафалк,
что везет
живых еще
в мертвые.

Тревожная барабанная дробь, звучит гонг, Володя мечется по сцене, кувыркаясь, размахивая непонятно откуда взявшейся у него палочкой с белыми кистями, Кириллов замер, приподняв одну ногу, правой рукой он поддерживает собственный слегка задранный подбородок, левой же акцентирует такт исполняемой им арии.

КИРИЛЛОВ

Зимний путь
пред нами лежит,
зимний путь,
за нами бежит,
зимний путь
от восхода
и до заката,
неверное
слабое
солнце
наш путь освещает
во тьму.

Кириллов медленно удаляется в глубину сцены, Володя на протяжении всего оставшегося времени ходит колесом перед зрителями, лишь изредка останавливаясь, замирая в позе ожидания, оглядываясь по сторонам, потом он машет своей палочкой с белыми кистями и снова принимается за акробатику. Донгмей, которая, делая жесты, исполненные серьезности, слушала Володю и Кириллова, двигается к правой части авансцены, откуда появляется Чен. На его лице почти нет грима, подведены только брови, губы и слегка раскрашены участки вокруг глаз. Чен – сама учтивость и благопристойность. Прекрасный халат, облегая его тело, ниспадает классическими складками. На голове Чена – шапка ученого, однако издалека ее можно принять за чиновничью. Звучит нежная сладкая музыка, перкуссия смолкает. Чен поет фальцетом.