Поднебесный Экспресс

Плоская равнина недолго продержалась, пошли холмы, на горизонте нарисовались горы. Но гамма та же – песочно-желтое со светло-коричневым. Скоро Гоби, или нет, я ошибся, Гоби не будет, но что-то другое точно будет, пустое, безлюдное, лишенное признаков как того места, откуда едем, так и места назначения. Пустота между будущим и прошлым, которое и есть содержание всего. И вправду, какая здесь разница, плюс-минус два человечка, кому это интересно? «Молчите? Ну вот вы и ответили на первый свой вопрос, даже не задав. Да, я отпустил его, и не потому, что все мы тут хороши, нет. Не только потому. Просто и вправду все равно. Кого-то убили. Кто-то убил. А мы едем дальше». – «Перехожу тогда ко второму». – «Слушаю вас». – «Почему я должен вам верить? А вдруг вы сумасшедший? Или даже сам убийца? Сочинили невесть что про goldigger и подслушанные сплетни на немецком, где доказательства и все такое?» – «А нигде. Я ничего не доказываю. Я не настаиваю даже. Рассказал потому, что рассказал. Может, и сумасшедший. Может, и убийца. Вообразите, я работаю на британскую разведку. Джеймс Бонд предпенсионный. Приказали убрать двух агентов – китайского и, скажем, немецкого. Я и сделал. Или наоборот, они должны были убрать меня. А я оказался ловчее. Ну и всякие варианты. Хотите верьте, хотите нет». – «В том-то и дело, что верю». – «Значит, хотите верить. Значит, акт веры все же сильнее рацио. Значит, вы еще живы». Всегда имел слабость к висельным шуточкам.

Полчаса спустя в вагоне-ресторане. С утренним бокалом бренди Стив подходит к нашему столу. Сюин, безмятежно намазывая булочку джемом, вежливо улыбается старику, он кивает ей и, приблизив рот к моему уху, шепчет: «Старый добрый адюльтер, старый-добрый яд в вине, старый-добрый труп в купе восточного экспресса. Все было много раз. Не так плохо, а? Мы сбежали из будущего. И даже уцелели. Пора домой, в прошлое, в Европу, – Стив выпрямляется, поднимает бокал, обводит взглядом оставшихся в живых пассажиров, восклицает: – Cheers!» – и пьет. После чего медленно, шаркающей походкой, покачиваясь, возвращается за свой пустой столик.

Я ничего не знаю, но я знаю больше других.