Подмены

«Уважаемые следователи!

Мы, Рубинштейн Девора Ефимовна и Рубинштейн Ицхак Миронович, просим в нашей смерти никого не винить. Накануне мы приняли нембутал, и это было наше добровольное решение. Мы полагаем, что такой наш поступок ни органы дознания, ни кого-либо ещё никоим образом не заинтересует, поскольку никакого беспокойства с нашим уходом ни для кого не возникнет.

В верхнем ящике комода вы найдёте деньги, отложенные на похороны; место погребения значения не имеет. Просим лишь, если это возможно, сделать так, чтобы комната непременно перешла к семье наших соседей, семейству Дворкиных и Грузиновых. Они хорошие и достойные люди и заслужили возврата площади в их полное владение.

И последнее. В нижнем ящике комода лежит папка, перевязанная красной тесьмой. Это ноты, написанные рукой великого Ференца Листа. Для нас они были драгоценностью начиная с того дня, как стали собственностью. Просим уполномоченного сотрудника органов передать их в семью Дворкиных в качестве наследства новорожденному мальчику. Кажется, его зовут Гарольд. Однако точно не знаем, не уверены.

Это всё. Просим всех простить нас за причинённые неудобства, и особенно наших соседей.

Рубинштейн И. М., Рубинштейн Д. Е.»

Далее следовали росписи, две. Моисей оторвал глаза от посмертной бумаги, протянул участковому.

– А ноты после заберёте, когда исполкомовские придут, – пояснил тот, предвидя вопрос соседа усопших, – может, даже завтра. – И хмыкнул про своё: – Они это уважают, когда площадь открывается, ничья. Вы с ними… того, пошепчитесь, мой вам совет, у вас же прибавление в семействе, так что, может, и срастётся, если нормально подогреть кого надо.

– Постойте, а как же установленный порядок? – нахмурился Дворкин. – Нам же теперь законным образом отойти должно, у нас ведь первоочередное право, как у нуждающихся соседей. К тому же я, как доктор наук, имею право на дополнительные двадцать метров.

– Ну вот и скажете им про всё такое, – согласно кивнул милиционер, – я а пойду, дел невпроворот, хоть самому ложись да подыхай с этими всеми заботами. Одно слово – население, каждый только о своём, а об моём дела никому им нет. Я вон сам в подвале какой год сижу, и детей двое дошкольных, и болеют, понимаешь, не хуже других. А тут у вас – чисто рай, товарищ доктор наук. А ещё про закон толкуете. Мне б ваши метры, я по нотам этого Ференца только б и лупил себе припеваючи, горя б не знал, тренькал себе да жизни бы радовался. А тут… – Он протянул Дворкину руку, и тот уважительно пожал её. – Э-э… ладно, всё… Забудьте. – И отдал честь. – Счастливого новоселья!