А ночью меня настиг жар, странный такой, словно по всему телу бегали мурашки, пощипывали, кололи, собирались в самых неожиданных местах и там разжигали пламя. Облегчение принес Жан, положивший на меня руку, рука была прохладная, тяжелая, и я прижалась к ней, потом защипало руки и я спасаясь от жара прикоснулась к лицу Жана. Он проснулся и с изумлением моргал глазами, руки вновь пыхнули и я провела кончиком пальца по длинным черным ресницам, стало еще жарче, дыхание сбилось, и спасаясь я прижалась к его губам, и тут же ощутила, как он прижимает меня к себе. Его руки мяли и тискали, мурашки разбегались толпами, а губы гасили жар на губах, на шее, касались глаз и щек, воздуха не хватало, но тут Жан протяжно застонав, стиснул меня в объятиях, и обмяк.
Я полежала немного, потом погладила его плечо: не шевелится, странно, развернулась в его объятиях, заглянула в лицо, спит. Странно, но тут и меня догнала усталость, заныл живот, и устроившись поудобнее я уснула.
Проснулась и удивилась: сумерки, мерцает лампадка, а рядом сидит румяная женщина в белом платочке:
— Проснулись, ваша светлость? Как себя чувствуете?
Я прислушалась, ой, живот как болит! Поморщилась, а женщина торопливо заговорила:
— Осторожно, осторожно, не пугайтесь, простыли вы, да на лошади растрясло, я вам тут горшок под кровать поставила и салфеток свежих приготовила, и водичка теплая, что бы умыться есть, в баню вам пока нельзя.
Добрая женщина помогла встать, убедилась, что я не упаду, если крепко вцеплюсь в большую деревянную кровать и даже выдвинула мне из-под кровати горшок с крышкой из темной глины. Обнаружив на себе странную конструкцию из полос ткани, я не сразу сообразила, что это, оказалось, хм, некое подобие трусиков, для удержания необходимых тряпочек. Хорошо, что Сара объяснила мне, что это и для чего, но не объяснила мне, куда девать использованные!
Умывшись и сделав все необходимое, я так устала и вспотела, что пришлось присесть в простое деревянное кресло, сработанное просто, без украшений, и даже без подушек, сидеть было неудобно, но и до кровати я сейчас не дойду. В дверь тихонько постучали — явилась та же самая женщина, все убрала, сменила воду в тазу и перестелила постель. Ой, какие пятна! Полное ощущение, что кого-то зарезали! Я расстроилась, дома получалось быть аккуратнее, живот начинал ныть заранее, и благодаря маме запас необходимых средств был под рукой. Но женщина, кажется, не сильно огорчилась, говорила что-то о заботливом муже, о хорошем лекарстве, и наконец, напоив меня морсом и переодев в сухую рубашку, уложила обратно в кровать. Едва она вышла с ворохом белья в руках, как в комнату вошел Жан, взволнованный и решительный:
— Леди Марина! — объявил он, — я прошу у вас прощения за свое недостойное поведение, и обещаю, что едва мы встретим священника, как тут же заключим брак!
Я оторопела:
— Жан, что случилось? — голос был слабым, но я попыталась встать, что бы он лучше меня слышал, — ведь мы объявили о свадьбе только для того, что бы найти мага!
— Леди, мне нет прощения, но я готов искупить свою вину! — Жан подошел ближе и опустился на низкую скамеечку у кровати и взял меня за руку, — мы должны поспешить с церемонией, вы, вы можете быть беременны!
— Что? — Я ошеломленно молчала, а Жан продолжал говорить о своем не достоинстве и моем великом страдании. К несчастью живот опять скрутило тянущей болью, и я поморщилась, Жан испугался еще больше, едва не начав рвать на себе волосы и коснувшись губами кончиков моих пальцев, вышел, пообещав меня больше не тревожить. А я задумалась: с каких это пор девушки беременеют от поцелуев?
Нападение случилось там, где я ожидал, место известное. Гвардейцы сработали четко, отвлекая внимание, и Жан с девушкой скрылся в лесу. Оставался шанс, что это нападение организовала леди Чизьер, а потому разбойникам нужен только я, но я ошибся: ватага разделилась, и часть оборванцев, с дедовскими мечами в руках, попыталась догнать скрывшихся в лесу гвардейцев и виконта с девушкой.
Пришлось рисковать: десятники подали сигнал заманить противника, и храбрейшие воины королевства принялись вяло отбиваться, изображая тупых охранников караванов.
Разбойники клюнули: часть ватаги вернулась, и я тут же подал гвардейцам знак, усилить натиск. Разбойники были на диво хорошо вооружены для этих мест: не только топоры и дедовские мечи, но и арбалеты, короткие охотничьи копья и даже один пистолет, которые не смог выстрелить, очевидно, подмок порох.
Бой был коротким, поняв, что эти лапотники мне не особенно нужны, гвардейцы быстро завершили схватку. Увы, главаря шайки захватить не удалось, негодяй кустами подобрался к гвардейцу, в седле которого ехала крепко связанная девчонка-камеристка, и попытался пырнуть ее длинным, в локоть длинной кинжалом. Гвардеец, связанный необходимостью удержать девчонку от падения, рубанул насмерть, развалив тело почти пополам, поэтому остальные, вопя от ужаса, быстро сдались в плен, обещая рассказать все что мне будет угодно.