Под Золотыми воротами

Липица Вороножская оказалась небольшой лесной заставой, обнесенной высоким частоколом и для пущей защиты укрепленной валом с врытыми в землю заостренными кольями засеки. Уставившиеся в путников острые морды засечных бревен делали Липицу похожей на ощетинившегося ежа. Дозорный на костровой башне[24], увидев вывалившийся внезапно из леса огромный отряд, поднял тревогу. В волоковых оконцах[25] замелькали шишаки[26].

Любим, в знак миролюбия не надевая шлема, но прикрываясь щитом, приблизился к засеке.

— Я владимирский воевода Любомир сын Военегов, — закричал он, приставляя руку ко рту, — желаю говорить с воеводой вашим! Пустите меня в городец[27] с гриднем моим. Переговорим, пройдем мимо, не тронем.

Наверху началось какое-то копошение.

— Стоит ли в лапы к ним соваться? — с сомнением покачал головой Якун. — А ну, прирежут тебя там.

— Не прирежут.

Ворота медленно отворились — рязанцы на переговоры согласились.

Любим, махнув Могуте следовать за ним, пришпорил коня к городцу.

Внутри застава выглядела чистенькой и ухоженной. Светлые, еще пахнущие стружкой срубы изб наводили на мысль о прошлогоднем пожаре. Может в городце и проживали бабы с детишками, но вдоль прясел[28] и на узких улочках Любим видел только суровых воев, тяжелыми взглядами провожавших чужаков.

Сам липецкий воевода ждал гостей в небольшом двухъярусном тереме. Это был худощавый муж лет тридцати пяти, с намечающейся плешью и узкой реденькой бородкой. Он суетливо поклонился, приглашая гостей присесть. Было видно, что местный воевода взволнован и не ждет от появления северян ничего доброго.

Любим неспешно с достоинством сел на лавку, Могута остался стоять, прикрывая его со спины.

— Не побрезгуйте, гости, — тонкими длинными пальцами указал хозяин на трапезу — пузатую крынку меда и жаркое, упаренное с луком.

— Сама застава погорела, али кто помог? — спросил Люим, небрежно поднося чарку к губам и делая вид, что отпил.

— Приметил? Есть кому помогать, — неопределенно отозвался липецкий воевода.

— Зовут-то тебя как?

— Нечаем.

— Про сечу на Колокше чего слыхивал? — в упор уставился гость на хозяина.

— Да уж проведали, — липовецкий воевода не знал куда деть свои длинные пальцы, то сгибая их, то потирая руки.

— И что князь ваш Глеб в порубе у нашего светлого князя сидит, тоже ведаете?

— И то ведаем, — теперь пальцы сцепились в крепкий замок.

— А с кем так быстро весточка прилетела? — Любим не сводил глаз с Нечая.

Левое веко хозяина заставы легонько дрогнуло.

— Из Рязани примчали, чтоб на стороже были, — Нечай самодовольно расправил плечи. — «Вот и не подловил ты меня, пес владимирский».

— А зачем мы здесь, ведаешь? — пошел в наступление Любим.

— Откуда ж мне знать? Вестимо, озорничаете, пока князь наш в беде.

— Да уж не в тех я летах, чтобы озорничать. Ворога я князя нашего ищу, Ярополка Ростиславича. Не проезжал ли здесь знакомец мой?

«Сейчас врать начнет».

— Нет, тихо сидим. Никого не было, — подтвердил догадку хозяин.

— Как тебя во Христе, Нечаюшка? — сладко пропел Любим.

— Евстафием нарекли, — удивленно вскинул брови липецкий воевода.

— Слушай ты, раб Божий Евстафий, я похож на того, над кем потешаться можно? Ярополк с братцем своим на град мой поганых навел, на щит взяли, стариков и детей убивали, девок бесчестили, грабили все, что под руку попадалось, полон большой увели. Смертную обиду мы на князей тех имеем, Евстафий. И кто поперек пути между мной и князем тем нечестивым встанет, переломлю, — Любим угрожающе поднялся.

Липовецкий воевода невольно отшатнулся.

— Но я… — попытался он что-то ответить.

— Ярополк здесь был, это он вам весть о Колокше принес. В верви вашей его принимали и тебе об том докладывали. Куда ты его спровадил? Ну?!

Нечай молчал, испуганно хлопая жидкими ресницами.

— Не заставляй повторять. Не поймаю Ярополка, князь Всеволод Юрьевич на вас пойдет, гореть земле вашей.

— И так считай каждый год горим, поганых первыми встречаем. До вас один раз добрались, а у нас так всегда, — Нечай перестал робеть, Любим наступил ему на больную мозоль, — всегда! Сегодня жив, а завтра Бог весть. Пугает он меня. Пуганный! Ни днем, ни ночью покоя нет, — длинные пальцы опять сжались в замок.

— А кто виноват? — Любим решил зайти с другого конца. — Кто виноват, что ваш князь вместо того, чтобы от поганых княжение свое защищать, на чужое позарился? Ведь это шурины его, Ростиславичи, подбили к Владимиру идти, они, аспиды треклятые, околдовали его, властью поманили. Все беды от них. А теперь Ярополк этот в тепле и сытости будет сидеть, а князь ваш в сыром порубе гнить. Разве это справедливо?

— Лишь господь Бог знает, что справедливо, а что нет, — проворчал Нечай.

Любиму надоело упражняться в красноречии.

— Куда подался Ярополк?! Последний раз спрашиваю.

— К устью Вороножа утек. Там за Доном в Онузе[29] посадник Тимофей сидит, он там главный над всеми, я князю посоветовал его милости просить.

— Вот и ладно, — улыбнулся Любим.

«Онуза, значит. Посмотрим».

4