Под Золотыми воротами

Перейти с Рясы на лед Вороножа преследователи уже не осмелились, решив продираться лесом, но не теряя реку из виду. Вскоре им удалось приметить натоптанную рязанцами тропу, и ехать стало легче. Околдованные зимой черные дубы мрачно взирали на ввалившихся в их сонные владения незваных гостей. Здесь в чаще даже играющий светом весенний день казался тусклым и унылым, что уж говорить о пасмурных днях, когда солнце затягивала плотная пелена облаков, вот тогда дубрава виделась поистине тоскливым, пленяющим безнадегой местом. Недаром край прозвали Вороножем. Вороной — черный, темный, подобный воронову крылу.

Любим беспрестанно выставлял дозоры, опасаясь засады или случайной стычки с рязанцами. Да, у него по местным меркам приличный отряд в сотню опытных, проверенных в боях воев, но он не знает леса — оврагов, низин, болот, стариц; а местным здесь каждый дуб знаком, и недооценивать противника нельзя. Хоть и православная, а все ж чужая земля. А он Любимка — дерзкий находник.

На третий день пути Щуча изловил мужичка-лесоруба. Тот затравленным зверьком таращил глаза на вооруженных до зубов дружинников.

— Не бойся, муж почтенный, — с легкой насмешкой произнес владимирский воевода. — По приказу вашего рязанского князя Глеба на подмогу идем, Вороножские грады от поганых защищать. Аль не слыхал?

— Да где нам тут, в глуши, чего слыхивать, — чуть успокоился мужичок. — Так поганые на нас по весне никогда не нападают, кони у них тощие на бескормице.

— Покуда дойдем, покуда обустроимся на новом месте, глядишь — и лето на дворе, — не моргнув глазом, соврал Любим.

— А-а, верное дело, — похвалил мужик.

— А сам ты откуда, муж почтенный, будешь? Не тать[18] ли лесной? — опять приступил к допросу воевода.

— Да нет, что ты? Смерд[19] я, за дровишками вот пришел. Зима лютая была, все запасы попалили.

— Коли смерд, значит и деревенька здесь имеется. Где вервь[20] твоя? — небрежно бросил Любим.

— Вот того я вам не скажу, можете убивать, — мужик гордо выпрямил натруженную спину, — потому как не знаю я, кто вы на самом деле, и беду на своих наводить не стану.

— Похвально, — как можно мягче улыбнулся Любим, — только деревенька нам твоя и не нужна. Просто проверить хотел — верной ли дорогой идем, ну по названию прикинуть. Как называется-то, можешь сказать? Мы за вас косопузых[21], — Любим указал на топор, заткнутый за кушак мужика, — кровь идем проливать, а ты желаешь, чтобы мы заплутали и сгинули?

— Моя вам деревенька без надобности, — насупился мужик, — а дальше по дороге городец будет, Липеца Вороножская[22], все равно в нее упретесь.

— Вот спасибо тебе, почтенный муж. Стало быть, правильно бредем, — нарочито глубоко выдохнул Любим. — А скажи, не проезжали ли здесь, совсем недавно, ну скажем пару дней назад, вои, этак с десяток. Это наши, в тумане мы разминулись. Корзень такой приметный у старшего…

— Нет, не видел, — поспешно выпалил мужичок, и у Любима сразу закралось сомнение в правдивости его слов.

— Мы ведь деревеньку твою и без тебя сможем разыскать, по следам, у нас сыскари добрые, — он окатил смерда ледяным взглядом. — Так видел?

Глаза у мужика забегали по суровым лицам дружинников.

— Да были здесь чужаки, два дня назад прошли, — сдавленным голосом наконец сознался смерд. — Вышли к нам из лесу. Тринадцать их было, вооружены, вроде вас, добро, но отощали сильно. Сказали — не тронем, ежели покормите. Ночевали у нас, еды кое-какой в дорогу взяли и корму для лошадок… Да самый молодой из них, тот, что в корзене червоном, велел молчать, что мы их видели. Сказывал, тати за ними гонятся.

— И что же вы чужаков неведомых принимали, а воеводе в Липецу не доложили? — сурово сдвинул брови Любим.

— Да как же не доложили, как они заснули, старейшина сразу Пруньку отрядил, предупредить.

«Стало быть воевода Липовецкий о Ярополке ведает, ладно, посмотрим, как он отпираться станет».

— Дай тебе Бог, почтенный муж, — Любим протянул рязанцу из калиты серебряную векшу[23].

— Благодарствую, — подхватил подарок мужичек и, ломая подлесок, кинулся прочь.

Воины уже поднесли пальцы к губам, чтобы из потехи посвистеть ему в спину, но Любим поднятой рукой остановил их. Зачем сильней злить местных, ни к чему это.

— Гляди ж ты, и вправду, верно идем? — подивился Якун, впервые повеселев со дня окской переправы. — Прости, Любим Военежич, я ведь и не надеялся, что мы в таких просторах бескрайних на след их выйдем. Думал — с десятниками своими голову мне морочите, чтоб князю не нажаловался.

— Просторы может и бескрайние, — вглядывался в черную чащу Любим, — а в такую голодную пору человеку стол нужен и кров, а коням корм. А вервей здесь по пальцам перечесть. И уж не четыре дня промеж нами, а только два, — он не удержался и победно глянул на Якушку.

3