Под знаком Софии

Доносчику Деболи не повезло – красавица гречанка, которой он так увлекся, оказалась капризной и болезненной девицей, чуть что – сразу в обморок. С того времени, как Кароль Боскамп-Лясопольский покинул польское посольство, она все время болела или притворялась больной. «Нервное расстройство… – сказал доктор Мернс, которого Деболи вызвал для консультации. – А что, господин Лясопольский навсегда покинул Истамбул?».

– Навсегда, – ответил Деболи. – Его отозвал сам король. А свою… воспитанницу Лясопольский передал мне вместе с должностью.

Доктор Мернс нахмурился, но промолчал. Сел у постели больной, вгляделся в осунувшееся лицо своей богини Олимпа и понял, что не болезнь заставляет вздрагивать ее ослепительные плечи. София Глявоне дрожала от страха.

– Вы можете оставить нас, Деболи? – опиоман Мернс вопросительно взглянул на чиновника. – Обычно я не осматриваю пациенток в присутствии их… покровителей. – Мернс не нашел другого, более деликатного слова, чтобы обозначить статус Софии.

– Не вздумайте заигрывать с моей протеже, – предупредил Деболи, выходя из комнаты. – Иначе я не заплачу вам! Не сможете купить очередную порцию опиума. Или что вы там предпочитаете… Гашиш?

– Печенье из гашиша, – доктор Мернс давно уже не боялся подобных разоблачений, потому что привык к ним. У каждого свой путь в жизни, и что поделаешь, если обычному печенью некий шотландец предпочитает другое экстравагантное блюдо. – Такое лакомство турки называют давамески.

– Вы разыграли его? – спросила София, едва за Деболи захлопнулась дверь. – Гашиш? Опиум? Неужели вы… – Она искренне огорчилась за человека, к которому вот уже несколько месяцев испытывала неподдельное уважение.

– Я опиоман, богиня Олимпа, – вздохнул доктор Мернс, – но не бойтесь, я достаточно владею собой. – Джеймс давно уже не скрывал свой порок, но предпочел бы утаить его от Софии. – Чем я могу помочь вам? Я должен спасти вас от этого мерзкого человека?

– Меня трясет от отвращения, когда он прикасается ко мне! – быстро прошептала София. – Я притворяюсь больной, но Деболи скоро разгадает мое притворство. Мне нужно бежать. Но как? Куда? Родители погибли во время пожара. В целом мире у меня не было никого, кроме Кароля. Но и он меня предал. Я так хотела уехать с ним в Варшаву! Но он не взял меня с собой. Деболи говорит: «Лясопольский оставил мне тебя по наследству». Но как можно передать по наследству человека? Я что – вещь? Рабыня? Деболи не позволяет мне выйти из посольства. И у меня нет денег.

– Деньги есть у меня, богиня! – опиоман Мернс впервые в жизни почувствовал себя рыцарем и впал в настоящую эйфорию, как после двойной порции гашиша. – Немного, впрочем, но для бегства хватит. Я пропишу вам бани, турецкие бани. Здесь неподалеку, около кофейни Саида, есть одна такая. Наверное, Деболи не отпустит вас одну, но вы оставите своего провожатого в кофейне, а сами пройдете большую галерею, потом – пересечете внутренний дворик и выйдете на улицу чрез запасную калитку. Там я буду вас ждать. Попытайтесь все же как следует обчистить карманы Деболи перед тем, как мы дадим деру.

– Обокрасть? – испугалась София. – Но я не смогу…

– Полноте, обокрасть вора – не грех. А такого, как Деболи, – святое дело! – утешил ее Мернс. – Иначе мы не доберемся до христианских земель.

– Я попробую, – согласилась София, и Мернс с удовлетворением заметил, что у его богини прибавилось смелости. – Тише, кажется, Деболи возвращается…

– Ну что дал осмотр? – Деболи пытливо, испытующе заглянул в глаза Мернсу, но доктор ничуть не смутился.

– Я прописал вашей подопечной турецкие бани, – ответил Джамес-эфенди, – я всегда прописываю бани излишне чувствительным женщинам. Оттуда они возвращаются мягкими, как воск. Наслушаются рассказов о жизни в гареме и понимают, как хорошо иметь любовника-европейца. Турки – предусмотрительные люди, они отпускают своих женщин только в бани.

– Остроумно! – расхохотался Деболи. – А лекарства?

– Лекарства я изготовлю сам. Как обычно.

– Вместе с ней пойдет наш гайдук Янек! – решил Деболи. – Для бедняжки Софии эта прогулка будет развлечением. Она давно уже сидит здесь в четырех стенах. Мой предшественник Лясопольский прятал свою воспитанницу от всего Стамбула. Перед тем как последовать его примеру, сделаю девочке приятное. Ты довольна, София?

Деболи с удовлетворением заметил, что на губах этой вечно грустной девицы появляется не вымученная или фальшивая, а неподдельная, искренняя улыбка. «Надо будет иногда выпускать пташку из клетки, – подумал он. – Под присмотром Янека, конечно».

* * *

Софии все-таки удалось обокрасть Деболи. Позволила негодяю некоторые нежности, пообещала, что отдаст остальное, когда, стараниями доктора Мернса, будет совсем здорова, и незаметно вытащила из кармана доносчика ключ от посольского железного денежного ларца. Потом вшила в корсет две пачки ассигнаций. Все пальцы иголкой исколола, до того было трудно распределить бумажки так, чтобы первому встречному не пришло в голову, что она несет на себе приличную сумму.