Под знаком розы и креста

– По тому, как вы на книжный шкаф смотрели. У нас Жюль Верн и на русском есть, если желаете, то могу дать вам почитать из нечитанного вами. Но лучше если вы возьмете на французском, а то у вас с ним не особо ладится. Согласны?

– Есть такое дело. Только…

– Как я про это догадалась? Вы губами шевелили, читая название, а это верный признак, что читаете вы не вполне свободно.

– С математикой у меня, честно сказать, все хорошо. Было дело, запустил, потому что учитель тупой попался. А как с Михаилом стали заниматься, сразу нагнал. Но мне с ним не хотелось расставаться, интересно с ним. Вот и делал вид, что без него никак. А языки мне не даются.

– В реальном не по этой причине учитесь?

– Да нет. Мне просто хочется научиться корабли строить. Или подводные лодки, как «Наутилус».

– Здорово! – искренне восхитилась я. – Ну, у меня почти все про вас.

– То есть еще не все?

– Ну да это мелочи остались всякие. К примеру, что на улице вы бляху ремня наизнанку выворачиваете, а кокарду с фуражки снимаете. Только этак почти все поступают, и тут уж догадаться совсем просто.

– Просто, – согласился Степан.

– И что учитесь вы в пятом классе, хотя по виду и из-за роста небольшого все считают, что в третьем.

– Считают, – вздохнул Степан.

– Ну что, станете мне про себя рассказывать и помогать?

– Стану.

– Чаю с конфетами не желаете, а то, может быть, вас сегодня без обеда оставляли?

– Оставляли. Ой, постойте, Дарья Владимировна, ну про это-то как можно было догадаться?

– Я и не догадывалась. Просто предположила. Проходила сюда через прихожую, там висит ваша шинель и ранец. Выходит, вы после уроков домой не заходили, а пошли сразу к Михаилу Юрьевичу.

– Ну точно! – Степан даже по лбу себя стукнул. – Стал бы я с ранцем из дому тащиться! А раз опаздывал, так, значит, после уроков был оставлен! Так?

– Так! А как насчет чая?

10

– Михаил Федорович Романов вступил на престол в лето одна тысяча шестьсот тринадцатое от Рождества Христова, и тому предшествовали следующие события!

– Э-э-э… – растерялся Иннокентий Петрович, в очередной раз попытавшийся привлечь мое внимание к уроку. – Мне это ведомо.

– Простите, мне показалось, что вы хотите меня укорить, что я невнимательна, а затем спросить, что вы только что рассказывали.

Историк в этот раз прямой взгляд выдерживал, не смущаясь:

– Тем не менее, мне кажется, что занятия орнитологией и учет ворон – пардон, воробьев – вам более интересны.

– Что вы! Учет воробьев занимает считаные секунды, тем более что сегодня их число колеблется от восьми до дюжины, никак большей стаей не соберутся.

– Тогда отчего вы все время смотрите за окно?

– Извините великодушно, Иннокентий Петрович! – Я делаю донельзя смущенный вид и на этом желаю замолчать, но какой-то бесенок заставляет мой язык добавить: – Просто я глуховата на левое ухо и стараюсь все время быть повернутой к вам правым.

Вот тут Иннокентий Петрович смущается и уж в точности не понимает, как ему реагировать на такие признания. А вдруг правда? Но если нет, так уж на издевательство похоже, но как доказать? Тут еще и хихиканье начинает по классной комнате расползаться.

– Собственно говоря, меня в данном случае интересовало не то, отчего вы в окно смотрите, а та записка, что была вам передана минутой раньше, – приходит в себя учитель. – Извольте, госпожа Бестужева, отдать ее мне.

Вот кто тянул меня за язык про эту мнимую глухоту говорить? Я же поняла, для чего учитель подошел ко мне, и почти вывернулась, сбила его с толку, пересказав его же слова. Ну и про воробьев разговор его отвлек. А тут мое хулиганское заявление настроило его против меня, вот он и вспомнил про злополучную записку, которую мне вполне могли передать более аккуратно.

– Иннокентий Петрович, ну зачем вам наши девичьи тайны?

– Секретничать извольте после уроков, а не вместо них! Давайте записку и не срывайте урок!

– Пожалуйста, пожалуйста! – я протягиваю учителю свернутый в несколько раз кусок тетрадного листа.

– Да это шифр какой-то! – восклицает Иннокентий Петрович, а Огнева бледнеет и даже чуть съезжает под парту. – Что сие означает: «3 ст. м. 2 я. щеп. соли»?

– Три стакана муки, два яйца и щепотка соли. Это рецепт пирога с рыбой. Очень вкусно получается, если желаете, я вам после уроков перепишу без сокращений, пусть ваша кухарка попробует приготовить…

– И чья это записка? – не желает уходить в сторону историк.

– Моя. Вы вот и почерк можете сравнить.

– Но вам же ее передали…

– Совершенно верно. Я списывала рецепт на перемене, потом машинально свернула его в несколько раз и обронила. Его подняли и передали.

Рецепт, конечно, очень вовремя подвернулся, хотя сворачивать его и пришлось только что в кармане фартука, где он попался мне под руку по счастливой случайности.

– Так что это и не записка выходит, а просто возвращение потерянной вещи. Это же совсем другое дело, Иннокентий Петрович, не правда ли? – тараторю я, чтобы не стали спрашивать, кто же поднял и передал, а то ведь придется отвечать, и ответ мало кому понравится, пусть и последствий не должно быть.

– Достаточно, сударыня, достаточно. На чем я там остановился?