Под знаком розы и креста

Я попыталась выспросить побольше о склонностях господина Пискарева к мистицизму и символам, но Михаил, к искреннему своему удивлению, ничего толком сказать не смог. Вроде разговоры на эту тему заходили часто, но ничего существенного, как выяснилось сейчас, в них сказано не было. Ну, выказывал его приятель познания в спиритизме[23] и оккультизме[24]. О масонах, ордене мартинистов и розенкрейцерах[25] мог разглагольствовать, но все это вроде бы носило умозрительный характер. Или чего-то Валентин Пискарев не договаривал. Были у него и соответствующие книги, тот же Папюс[26] и другие. А еще были некоторые предметы. В частности, кинжал масонский с их символами на рукояти. Михаил стал спрашивать, откуда, но Валентин ответил, что купил, что это вообще подделка, и тут же подарил кинжал Михаилу.

Рассказывая об этом, Михаил схватился за голову: а вдруг убийства были совершены именно тем кинжалом? Ведь он валялся у него в комнате… где точно – и не упомнить.

Позавчера вечером Михаил пришел к Валентину, и они проговорили до утра. А после ухода от приятеля на Михаила и обрушились все несчастья и обвинения в двух убийствах.

– Вот и все, что знаю, – закончила я рассказ.

– Не очень много, как я понимаю? – сказала маменька. – Ты веришь нашему поэту?

– Верю, – уверенно ответила я. – Случись одно убийство, еще могла бы начать сомневаться, а в данных обстоятельствах никаких сомнений у меня нет. Ну и главное – для чего ему было все это мне рассказывать, если это неправда?

– В надежде, что ты обнаружишь доказательства… Ох, и вправду глупо! Если он надеется, что ты способна ему помочь, то говорит правду. А если это ложь, так ты единственное, что сможешь сделать – найти доказательства его вины. И зачем ему это нужно?

Мы помолчали.

– Господи, Дашенька, у меня от одного этого умозаключения – врет или не врет – в голове все спуталось. Как же ты собираешься Михаилу помочь?

– Пока не знаю. Слишком многое неизвестно. Ни время смертей, ни показания дворников, соседей, прислуги. Даже про орудия убийства нам ничего не известно.

– Ты так спокойно говоришь о таких страшных вещах…

– Как сказал Иван Порфирьевич[27], раз уж стали известны столь страшные факты, нужно забыть, что они страшные, и смотреть на них как на любые прочие факты. Иначе, кроме страхов, ничего не останется, и все мысли перепутаются.

– Ну хорошо. Мне, конечно, уже страшно. И за этого милого Михаила страшно. И за тебя. Хотя совершенно не представляю, что может такого случиться страшного с тобой, если ты просто станешь собирать воедино факты, как ты их называешь, и пытаться сложить из них настоящую картину, а не то, что надумали в полиции.

– Вот именно, ничего страшного мне грозить не может. Я для начала напишу письмо Пете, попрошу его подумать вместе со мной и заодно узнать что-то о жизни Валентина Пискарева в Томске.

– И что потом?

– Думаю, адвокат Михаила сумеет узнать то, что мне кажется важным, и фактов станет больше. После этого можно и думать начинать.

– Клара Карловна в гости звала.

– На журфикс?

– Нет, на именины Гриши, хоть он сам и на Тихом океане.

– Вот и замечательно. Михаил назвал мне некоторых из их общих с Валентином знакомых и пару фамилий людей, о которых слышал от него. Может, Клара Карловна что-то про них знает.

– Даша! Неужели ты полагаешь, что такие разговоры возможно заводить, празднуя именины?

– Нельзя, конечно. Но тетю Клару я все равно расспрошу. Я же не стану говорить про убийства. Просто поинтересуюсь разными людьми, уж, наверное, кто-то из них ей знаком.

8

Письмо Пете я написала тем же вечером. Очень длинное письмо получилось. Мало того, что я как можно подробнее описала все печальные для Михаила, но по-своему все же увлекательные события, мне захотелось написать еще о многом.

Вот обо всем этом многом я и написала. И по окончании занятий в гимназии понесла отправлять увесистое письмо на почту. И тут вспомнила, что письмо будет идти целую неделю, а то и много дольше, и что Пете для наведения справок о Валентине Пискареве понадобится несколько дней и что ответное письмо тоже доберется до меня только через целую неделю. А как скоро будут развиваться события с Михаилом Пушкиным? Вот то-то и оно, что мне это неизвестно. Может, промедление окажется смерти подобным. Так что помимо письма я еще и телеграмму отправила. Три раза переписывала. В первый раз получилось длинно, во второй – еще длиннее, а все равно всего нужного не сказала. Махнула на подробности рукой и написала: «По возможности срочно наведите справки об убитом в Москве Валентине Петровиче Пискареве, студенте юридического факультета, находившемся в отпуске по семейным обстоятельствам. Подробности в письме. Скучаю. Даша». Кто-кто, а Петя все поймет правильно. Тем более что и опыт ведения сыска по переписке у нас с ним имеется серьезный, Петя очень здорово помог разобраться в том убийстве банкира, что случилось в вагоне транссибирского экспресса, хоть и узнавал обо всем лишь из моих коротеньких телеграмм.

9