Под знаком кометы

5 декабря 1907 года, 12:05. Германская империя, Берлин, Королевский (городской) дворец.

Присутствуют:

Кайзер Вильгельм II Гогенцоллерн;

Рейхсканцлер – Бернгард фон Бюлов;

Статс-секретарь (министр) иностранных дел – Вильгельм Эдуард фон Шён;

Начальник Генштаба – генерал-полковник Хельмут фон Мольтке (младший);

Статс-секретарь военно-морского ведомства адмирал Альфред фон Тирпиц.

– Итак, господа, из Петербурга пришли прелюбопытнейшие известия, – сказал кайзер, обводя своих министров орлиным, как ему казалось, взором. – Моя кузина Хельга планирует раздел Австро-Венгерской империи не когда-нибудь в отдаленном будущем, а прямо сейчас, что, впрочем, неудивительно. У бедного Франца Фердинанда все буквально валится из рук. Даже те, кто пока прямо не высказал неповиновение своему императору, старательно игнорируют его распоряжения. Империя Габсбургов умирает на наших глазах, и в Петербурге считают, что это недоразумение проще похоронить, чем вылечить. А ведь мы, господа, чуть было не оказались с этим злосчастным лоскутным одеялом в одной лодке.

– Русская императрица в полной мере переняла повадки своего дикого супруга, – проворчал Хельмут фон Мольтке (младший), – берет все, что ей понравится, совершенно не стесняясь.

– Вы не правы, мой добрый Хельмут! – воскликнул кайзер. – Еще до того, как все началось, мы в Петербурге подробнейшим образом обсудили будущее австро-венгерских территорий, которые невозможно присоединить ни к одному из четырех коронных доменов без того, чтобы вызвать жесточайшую межнациональную вражду. Шла тогда речь и о судьбе Галиции, которую русская императрица и ее рейхсканцлер называли тяжелейшей обузой. Но вот там, в горах Карпат, венгерские гонведы начали убивать прорусски настроенных русинов – и только тогда мнение госпожи Хельги и ее вернейшего клеврета переменилось радикально. Если там есть люди, нуждающиеся в их защите, то они придут и установят свою власть над той землей не когда-нибудь через двадцать лет, а прямо сейчас. И наш друг Франц Фердинанд не может ни воспрепятствовать творящимся жестокостям (ибо армия ему уже не подчиняется), ни оказать русским войскам достойное сопротивление, поскольку силы фатально неравны. Большая часть его империи сражается сама с собой, а остальные, рассевшись поудобнее, подбадривают бойцов задорными криками.

– Мой кайзер, – сказал Бернгард фон Бюлов, – мне кажется, что с точки зрения императора Франца Фердинанда было безумием затевать свой план по отделению Хорватии от Венгрии. Ведь именно с этого все началось, а все прочее стало последствием вспыхнувшей вследствие этого решения междоусобной венгерско-хорватской войны.

– Вы тоже неправы, мой добрый Бернгард, – парировал кайзер. – Наверное, вас завораживает то, в каком мире и согласии между собой живут наши собственные земли. А все дело в том, что вся Германия от Силезии и до Баварии населена исключительно немцами, при незначительном количестве национальных меньшинств. У нас никому в голову не придет идея передвигать внутренние границы, потому что это ничего не изменит. А в Австро-Венгерской империи, представляющей собой ужасную мешанину самых разных народов, это совершенно не так. Наблюдаемое сейчас нами – это только слабая тень того, что могло бы случиться, если бы все эти люди, а не только венгры и хорваты, яростно вцепились друг другу в глотку, а потом, спасая «своих», в эту схватку вмешались бы Российская, Германская, Британская империи и непременная Франция. Как только в воздухе запахнет возможностью чужими руками отобрать у нас Эльзас и Лотарингию, французские политиканы сразу позабудут про все обиды. Договариваясь в Петербурге, мы составили план по мирному разделу державы Габсбургов, которая в последнее время и так дышала на ладан. Но это оказалось не столь простым делом, как казалось изначально, ибо едва Франц Фердинанд приступил к действиям, у него все стало валиться из рук. Сейчас требуется срочно решить, продолжить нам принимать дальнейшее участие в этом плане или начать сопротивляться ему всеми возможными способами.

– Сопротивляться всеми способами – это значит объявить войну Российской империи? – прямо, по-солдатски, рубанул вопросом Хельмут фон Мольтке (младший).

– Да, мой добрый Хельмут, – ответил кайзер, – ты правильно перевел мою фразу с политического языка на военный… Противостояние Российской империи будет означать для нас войну с ней, ибо по-другому кузина Хельга и ее муженек-маньяк не умеют.

– В таком случае, – хмыкнул начальник Генштаба, – для нашей Империи все пройдет по наихудшему сценарию. Русские и британцы тут же простят французов, ведь Франц Фердинанд перестанет быть их креатурой, и те радостно побегут на войну с нами за Эльзас и Лотарингию. Какой тогда был смысл отстранять от власти старика Франца-Иосифа, если наш любимый кайзер все равно собирается самоубиться о Брестский альянс?