А потом они начали обсуждать меня. А именно, они решали, что сделать со мной, когда очнусь: видимо, убивать связанного и оглушённого ребёнка не хотелось даже таким нелюдям, как они. Блин, я лежал и слушал это и непременно бы обоссался – если бы было чем. Они даже не рассматривали вариант оставить меня в живых, но просто придумывали, как повеселее убить меня! Обсуждали разные способы, которые имели свои названия вроде «сделать свинью» и всякое другое, от чего у меня волосы дыбом стояли даже там, где их не было, тело гусиной кожей покрывалось. С наслаждением так обсуждали, предвкушая. Но не все.
Один голос, высокий такой и с картавинкой, пытался возражать и говорить, что «пацан ни в чём не виноват» и что «давайте убьём его просто так», что остальным сильно не нравилось. Они говорили, что пацан такой же кусок мяса, как и все остальные, и что, раз уж ему всё равно придётся умереть, то почему бы не сделать это красиво и интересно. И постоянно подкалывали картавого, издавая дурацкие кудахчущие звуки и что-то шутя насчёт женских стрингов. Тот не срывался, спокойно возражал, но его давили массой. Потом они ещё много спорили, и неожиданно картавый предложил дать мне сыграть в русскую рулетку с тем самым револьвером, из которого я стрелял в Фила. Притом, револьвер должен был оставаться в том же состоянии, в котором был сейчас, то есть с пятью патронами и всего одним пустым гнездом.
Идея всем очень понравилась. Я ещё не понимал что такое «Русская рулетка», но очень скоро мне предстояло узнать об этой забаве всё. Действительно, задумка была, чёрт побери, изящной, к тому же картавый выторговал мне быструю и безболезненную смерть.
Бах, бах, бах! Три невероятно громких удара в борт отдаются в моей гудящей голове.
– Просыпайся, стрелок!
Над бортом появляется широко ухмыляющаяся морда Фила, живого и здорового. Он встречается со мной взглядом и лыбится ещё шире:
– Что, не ожидал увидеться вновь? Подъём! Игру для тебя придумали!
Борт откидывается, он подтаскивает меня за ноги поближе, переворачивает на живот и развязывает узлы, а затем грубо срывает веревки. Я пытаюсь подняться, и это удается далеко не сразу, тело будто ватное. Видимо, лежал я не долго, иначе бы вообще не смог пошевелиться. Местность вокруг уже другая, трассы не видно. Есть небольшая асфальтовая дорога и здание какого-то магазина с размалёванными витринами. Я могу рассмотреть своих палачей.
Фил – невысокий коренастый мужик, типичный рабочий из промзоны, с короткими толстыми пальцами и грязью под обломанными ногтями. Одет он в арестанский оранжевый комбинезон, поверх которого наброшена клетчатая рубаха Элвина. За ним стоят ещё двое, долговязый худой тип в форменной голубой рубахе и джинсах и ещё один, пониже, в длинном потёртом пальто. Все они, каждый на свой манер, но одинаково жутко скалятся. Немного в стороне стоит ещё один тип небольшого роста в полицейской форме, которая ему явно великовата. У него смуглый цвет кожи, чёрные волосы и тонкий нос. Он не улыбается, а просто пялится, не отрываясь, своими чернющими глазами. У каждого из них одинаковый ёжик волос и щетина.
Я сразу спрашиваю, где Элвин, в ответ на что они дружно ржут, а потом длинный своим глухим голосом радостно сообщает что если я интересуюсь своим чёрным дружком, то он мёртв. «И убил его именно ты, малыш». После этих слов смех становится ещё громче и неприятнее. Я понимаю, что это чушь, что я не мог даже случайно попасть в Элвина, потому что не видел его, и он лежал гораздо ниже того места, куда я целился. Я говорю, что это невозможно, и они опять ржут, повторяя: «Ты убил его, тыыыы!». Я начинаю спрашивать, как вообще это могло произойти, но Фил одним ударом по спине выбивает меня из кузова, и я падаю на землю, едва успевая выставить вперёд руки и коленки.
– Вставай, парень. Сейчас будешь играть в рулетку. Со смертью! – говорит длинный комично торжественным тоном, и мне опять хочется обмочиться. Кажется, даже чуть-чуть подтекло, но они не заметили.
Я дрожащим голосом прошу пощады, просто бормочу глупые слова о том, что очень хочу жить, и не убивайте меня, пожалуйста.
– Зачем ты нам нужен? Кормить тебя по приколу? Так это не прикольно! – отвечает длинный, и вся компания снова ржёт.
– Я… я буду вам полезен! Я буду помогать! – лепечу в ответ и сам поражаюсь тому, как жалко это звучит. Только жалось, похоже, здесь не сработает.
– Помогать? Чем же?
– Да всем! Всем! Буду делать то же, что и вы! Не убивайте!
– Да ну? А может, шмальнёшь при первой возможности, а? Как Фила? – длинный сгибается, наклоняясь ко мне и щуря глаза, Фил хохочет уже совсем нечеловеческим гундосым голосом.
– Нет, я больше не буду! Честно!
– Конечно, не будешь. Никогда.
Длинный вытаскивает из-за ремня большой револьвер Элвина и, держа за ствол, помахивает им в воздухе: