Другой был олицетворением корректности и изящества. Строго выдержанный английский костюм. Гладко выбритое лицо. Красные, правильно очерченные губы, тонкий нос с горбинкой, белый мраморный лоб, светло-серые холодные глаза и румянец здоровья на щеках.
В одном было легко узнать русского растрепанного интеллигента, в другом — подтянутого иностранца.
Стоя у перил, русский протянул руку и начал говорить, ни к кому не обращаясь:
— Так и должно быть! И чем больше будет несчастий, тем лучше. Люди скорее поймут нелепость этой затеи. Поймут, что это не завоевание воздуха, а головоломный спорт. Эти опасные игрушки не имеют никакой будущности. Авиатор — раб стихии, раб своей глупой машины, раб капризного мотора, а раб никогда не сделается господином.
— Извините, — обратился к нему иностранец, приподнимая котелок. — Ваше суждение так резко. Весь мир занят вопросом об авиации. Неужели все ошибаются?
Хмурый повернулся и медленно оглядел изящного иностранца.
— Я никому не навязываю своих мнений. Если верите в аэропланы — в час добрый: верьте!
— Следовательно, вы сторонник аппаратов легче воздуха, дирижаблей.
— Как я могу быть сторонником этих летающих бегемотов? Я не ребенок, чтобы утешаться пусканием пузырей в воздух!
— Но, в таком случае… Позвольте, однако, отрекомендоваться: Оскар Дайбн, представитель заграничного синдиката бензиномоторов, инженер по профессии.
— Ну, а я — Кондратий Желтугин, человек сам по себе, безо всякой профессии.
Хмурый улыбнулся мягкой, доброй улыбкой:
— Меня приятели прозвали Невеселым. Кондратий Невеселый! На эту кличку я охотнее отзываюсь.
— Я позволю себе вернуться к нашему разговору. Вы отрицаете аэропланы, отрицаете дирижабли. Значит, вы вообще не верите в воздухоплавание?
— Ниоткуда это не следует. Я утверждаю только, что воздухоплавание идет совершенно неверным путем. Они спешат изобрести машину, увлекаясь птицеподобием. Но ведь все величайшие изобретения человеческого ума совсем не являются подражанием природе. Разве, например, есть где-нибудь в природе колесо?.. А оно-то и составляет существеннейшую часть каждой машины. Это одно, а другое: нельзя изобретать аппараты, не овладев той силой природы, с которой мы имеем дело. В данном случае, это сила тяжести. Что мы о ней знаем? Ровно ничего. Умеем ли мы управлять ею по своему желанию? Нисколько. Я могу усилить и ослабить электрический ток. Но могу ли я увеличить или уменьшить вес тела? Я могу поставить изолятор, сквозь который электричество не проникнет. Укажите мне, как изолировать тело от земного притяжения, то есть, чтобы оно потеряло весь свой вес! Надо работать много, упорно в лаборатории, заставить природу открыть свою тайну, а не летать на глупых аппаратах, рискуя каждую минуту сломать себе голову.
— Судя по вашим словам, вы занимаетесь теоретическим воздухоплаванием?
Кондратий Невеселый насупился и поглядел на своего собеседника подозрительно.
— Может быть! — протянул он, словно хотел спросить: «А тебе какое дело?»
Оскар Дайбн так и понял.
— Извините меня… Я совершенно вам незнаком… Но все эти вопросы так глубоко интересуют меня. Я сам только что взял патент на одно усовершенствование аэроплана.
Невеселый смягчился.
— Что же, в таком случае, потолкуем. Да пойдемте, кстати, позавтракать куда-нибудь. Я не ел с утра.
И, не обращая внимания на продолжавшуюся суматоху на аэродроме, не поинтересовавшись узнать о судьбе авиатора, новые знакомые отправились нанимать извозчика.
II
Великое открытие
Со времени авиационного праздника случайное знакомство этих столь чуждых друг другу людей закрепилось частыми встречами и беседами все на одну и ту же тему: о причинах воздухоплавания. Но только через месяц Невеселый решился открыть душу и сознался, что несколько лет работает по этому вопросу, что достиг замечательных результатов, но, по неимению средств, а частью из боязни выдать секрет, осуществил свое открытие лишь в маленьких моделях.
Наконец, в заранее назначенный день он повел Оскара Дайбна к себе.
— Я еще никому не оказывал такого доверия. Вы увидите, что я не фантазировал во время наших бесед. Вы увидите чудеса. Конечно, я не открою вам секрета, но покажу модели.
Кондратий Невеселый отпер двери своей квартирки на Песках и пропустил вперед гостя.
— Видите: живу один, без прислуги. У меня большой беспорядок. Ну, да не беда!
Оскар Дайбн острым, хищным взглядом окинул всю убогую обстановку квартиры, словно отыскивая что-то.
В комнате стоял длинный стол из некрашеных досок на козлах. До половины он был завален всякой всячиной: книгами, бумагами, инструментами, кусками медной проволоки…
Невеселый усадил Дайбна на большое потрепанное кресло, а сам ушел, довольно долго прокопался и вынес два ящика.
— Вот тут все!
Достал черный лакированный сундучок. Из него выходили две изолированные проволоки, а сбоку виднелась маленькая медная ручка.