Под спудом тайны

Остаток вчерашнего дня и сегодняшнее утро расследователь потратил на то, чтобы в свете последних событий вместе с Абловым еще раз произвести опросы. Как и ожидалось, никто и не подумал признаться в новых преступлениях. Все подозреваемые, как один, заявили о своей непричастности, утверждая, что в интересующее дознание время они были в разной степени удаленности от мест злодеяний… «Что ж, Зацепин проверит правдивость ваших показаний, господа, – думал он. – Где этот торопыга, кстати сказать? Пора уж, кажется, ему возвратиться из города… Иванова никак не задействуешь. Вчера ближе к полудню он, вроде бы, повел осмысленно глазами, даже расспросил Соколовского об убийстве Беклемишева и Чирковой, но к вечеру снова нализался! Говорят, не раздобыв спиртного в имении, потащился на постоялый двор Нижней Абловки, где так угостился, что был доставлен назад на телеге однодворца в стельку пьяным»…

Дьякон с пономарем, пропев «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный», под дым кадила священника торжественно принялись за другую заупокойную песнь. По кладбищу пронесся порыв ветра, шевельнув лапами елей, верхушками сосен, листьями шиповника и бузины. Расследователю показалось, что по погосту пронесся некий шепот… Хм-м, тихий шум над последним приютом. Как там у Жуковского?

«И здесь спокойно спят под сенью гробовою –

И скромный памятник, в приюте сосн густых,

С непышной надписью и резьбою простою,

Прохожего зовет вздохнуть над прахом их»

Мысленно прочитав стих, он обратил внимание на двух крестьян, худощавого блондина и крепко сбитого рыжего, стоявших несколько на отшибе от толпы. Оба были в подпоясанных рубахах, широких портах и лаптях. До него отчетливо доносился их разговор, из которого явствовало, что рыжий мужик в истертой фуражке без козырька был пришлым, только что появившимся на погосте.

– Как поживаешь, Кондратушка?

– Живем, хлеб жуем, а иногда и присаливаем… Стало быть, хоронят барыню и хранцуза?

– Убил их кто-то, вот что.

– О, как!.. По-ни-ма-ем… Значит, судьба им такая вышла: умереть до верного срока. А коли ежели судьба, то ничего и поделать нельзя. Это, будем говорить, удел, сиречь, планида. Потому, коли ежели не так, то, примерно сказать, и вышло бы иначе, совсем, аккурат, напротив того.

– Эко ты завернул, Кондрат. Заумствие какое!

– Подходяще сказал… Венков-то этих, теперича, лент… Поп с кадилом, дьякон гудит, что твоя труба. Ох, грехи наши тяжкие, все там будем, и инерал в орденах, и калика перехожий…

У могил после недолгой паузы дьякон с пономарем затянули: «Со святыми упокой, Христе, души раб Твоих, где нет болезни, скорбей и страданий, но жизнь вечно блаженная». Окружающие подхватили песнь скорбными голосами.

– Как славно поют, – умилился худощавый мужик. – Ажни слезы проступили… А мы на днях еще дитятко схоронили, сынка на этот раз. Колики проклятые, чтоб их!..

– Опять же, планида, cтало быть, не горюй. Господь забрал его так скоро, потому он ему там нужнее. Отцу Небесному видней, что мы против его воли?.. Раскайся, исповедуйся и живи дальше… Погоди, а кто ж, тово, спровадил барыню и хранцуза на тот свет? Не разбойник ли ваш… как его… Кручина? Молва идет, он тут у вас шороху-то навел!

– Ведется дознание, с Петродару нижний земский суд понаехал. Вон у покосившегося креста высокий ахвицер с бадиком стоит, он и будет главный дознаватель.

– Видный из себя, внушительный! Ништо, распутает дело?.. А как шло шествие к погосту? Важно?

– Ва-а-жно! Вся дорога от церкви до кладбища усыпана еловыми да сосновыми лапами. Двое несли крышки гробов, двое – иконы, следом ступало духовенство с молитвами, потом помещики, дворовые c венками, ну, и крестьянство…

– Народу-то здесь, и не перечесть!.. Смотри-ка, Ермолай, военный какой-то припозднивши. По погосту мчится, словно за ним, прости Господи, черти гонятся!

– А-а, это заседатель. Он всегда так, шагом почти не ходит.

Оставив позади кладбищенский вход, Зацепин стремительно приближался к месту, где собралась траурная толпа. Увидя одиноко стоящего расследователя, он круто изменил свой маршрут, едва не сбив по пути один из ветхих крестов. Через минуту он уже объяснялся, прерывисто дыша и повесив голову:

– Виноват,Евстигней Харитоныч, припоздал. Кутру планировал вернуться, нопопросту проспал. Перебрал вчера с купцом Лариным немного, в буфете при галерее посидели, и вот результат.

– Любишь ты, брат, в буфете дербалызнуть!.. Ну, да ладно, что там у нас с заданиями?

– Все, как есть, исполнил, – оживился поручик. – Выпил уже потом, к концу дня… Не судите строго, конь о четырех ногах – и то спотыкается.

И он подробно рассказал об итогах своей поездки в Петродар, не забыв упомянуть о подозрениях к младшему Матвеевскому и склоку с молодым Онобишиным, прерванную появлением квартального надзирателя.

– Говоришь, не нашел в суде документы братьев Матвеевских. Это ничего, они мне уже кое-что написали. Дай-ка сюда бумажку!

Сверив список покупок со стихами, написанными с его слов братьями, Хитрово-Квашнин озабоченно покачал головой. Огорченно вздохнул и Зацепин.