Под сенью звезд

Алан провожал всю стаю взглядом сонливого старика, имеющего опыт, но ничего не могущего сделать из-за своего старческого, неловкого, ограниченного в движениях тела. Вдруг Алан вытянулся, его глаза суетливо забегали, словно он что-то вспомнил – что-то важное и не терпящее отлагательства. Он раскрыл альбом и стал суетливо, с какой-то скрытой тревогой, рисовать черные круги поверх рисунков. Круги закрывали изображения, перечеркивали аккуратно выведенные образы людей и предметов, заключая их во мрак. Огромные вихревые смерчи и тайфуны покрывали рисунки на всех листах, унося тайну обратно, пряча ее секрет от людских глаз. Алан с такой яростью зачеркивал свои рисунки, что бумага местами не выдерживала и рвалась, карандаш ломался, а на его смену появлялся новый, вынутый из сумки.

Удовлетворившись содеянным им новым необъяснимым вдохновением, мальчик успокоился, спрятал сломанные карандаши и альбом в сумку и обратил свой взор в сторону залива. Он смотрел на воду невидящим взглядом. Но его сознание, где только что нашли свое отражение незнакомые мальчику образы людей, бурлящие чужие страсти, еще оставило призрачные тени некогда существовавших людей. Эти тени таяли, как предутренний туман, рассеиваясь от легкого ветерка меняющегося времени.

Неожиданно Алан почувствовал чье-то приятное прикосновение. Чьи-то теплые руки нежно коснулись его плеч. Он обернулся и увидел радостное знакомое лицо, в котором сияли в солнечном свете увлажненные глаза девушки. Это была Бетти.

Глава 17

Дельфин возглавил стаю. Он был вожаком, а в его стае было сорок восемь особей гринд. Он вышел из лагуны и окунулся в холодные воды залива Святого Лаврентия, где было глубоко и просторно для всей стаи черных дельфинов. Как единая масса, они все поплыли за своим вожаком, не отставая от него.

Смеркалось, косые солнечные лучи падали лишь на поверхность воды, не проникая в ее глубины. Тени постепенно покрывали воду, вытесняя светлые пятна. Подводный мир незаметно менялся, приобретая темные тона. Но подводный мир от этого не стал мрачнее. Гринды, с приходом сумерек, оживились. Это было их время, когда сонливость исчезает, уступая место подвижности, бодрости и суетливости.

Желание пробуждается голодом, а насыщение прогоняет вялость и сонливость и будит интерес. Насытившись мелкой рыбешкой, которую дельфины обнаружили стаями гулявшую в заливе, богатом изобилием мелких рыб, дельфины окончательно проснулись и спокойно плыли вдоль залива. На самой поверхности, где еще гуляли, игриво поблескивая последние солнечные лучи, вожак стаи приметил большую птицу. Она была ранена и потому не могла взлететь. Птица отчаянно пыталась отбиться от крупных рыб, непрерывно атакующих ее со всех сторон. Ее белые оперенья отсвечивали желтыми лучами, частично проникающих под воду, и угасающих в ее темных глубинах. Кровь и несколько перьев пытающейся взлететь птицы расползались по поверхности, уходя прочь с места трагедии. Сквозь разорванные оперенья зияла кровавая рана, к которой стремительно направлялись рыбы, как голодные акулы на свою жертву. Птица, потеряв много крови и сил, клонилась на бок. Безжалостные хищные рыбы уже добрались до ее незащищенного тела. Рыб становилось на этом пиршестве все больше. Утоляя не столько голод, сколько поднимая азарт, рыбы заполняли пространство под несчастной птицей. Шансов на выживание у нее не было, если бы не стая гринд, спугнувших своим появлением мелких рыб – охотников на легкую и несопротивляющуюся добычу. Охотники разбежались, почуяв грозного соперника. Но гринды, утолившие голод, проплывали мимо, следуя за вожаком, который заметил раненную птицу. Вожак осторожно подплыл под тело птицы и приподнял его над водой. Птица умостилась на его спине, словно на морском камне и занялась чисткой своих перьев. Она иногда прекращала свое занятие, когда соскальзывала со спины черного великана, подтягивалась к его вершине, подальше от воды, и вновь усаживалась. Дельфин проплывал мимо небольшого острова, вся стая двигалась за ним, переговариваясь на дельфиньем языке. У самого берега острова птица взмахнула крыльями и, перелетев на берег, упала на землю, где тут же поднялась, встрепенулась, издала пронзительный, торжествующий крик, и неуклюже засеменила прочь от воды, вглубь зеленого острова.

Большие тени завладели заливом, ночь вступила в свои права, и водный мир погрузился в ночную жизнь. Взошла молодая луна, окрасив поверхность залива в серебристый цвет, а прибрежные камни в призрачно белый. Из-за прибрежных деревьев, скрывавшихся в густом мраке, доносились голоса пробудившихся ночных жителей.