Под псевдонимом Серж

И вот Балезин опять один, в пустой квартире. Налил себе немного водки, выпил, закусил. Обхватил голову руками: нет ничего тоскливее, чем пить одному. Вдруг вспомнилась Ирина Евгеньевна в строгом платье, которое она надела конечно же ради него и её слова «Вы что, не считаете меня за женщину?»

Алексей налил ещё, выпил. Закусить не успел, потому что… потому что в прихожей прозвенел звонок. В самом деле, звонок! Но кто это мог быть? Сергин не придёт. Кто ещё? А вдруг Ольга с Маринкой? Но если такое чудо свершится, у них должны быть свои ключи.

Позвонили ещё раз. Ещё: настойчиво, настырно! А вдруг Ольга ключи потеряла? Нет, это, конечно, они – жена и дочь! Алексей быстро поднялся, подошёл, открыл.

– Здорово, полковник! – на пороге стоял Ершов и улыбался, широко раскинув руки.

– Здорово… заходи.

– Ты что, не рад? Получил звезду и зазнался?

– Я их две получил. Ты какую имеешь в виду?

Пришлось рассказать Ершову о своих заслугах.

– А ты откуда узнал, что я полковник? – хитро прищурился Балезин, усаживая Фёдора за стол.

– А я всё знаю.

– Это почему же?

– Потому что я тоже полковник, – рассмеялся Ершов, хотя по штатскому его костюму об этом судить было трудно. И протянул Алексею бутылку коньяка. – Держи, мой тебе подарок. Ничего не буду иметь против, если откроешь и нальёшь.

Балезин повертел бутылку в руках, полюбовался:

– Армянский… Черчилль предпочитает именно такой.

– А ты что, с ним там пил? – усмехнулся Ершов, сделав ударение на слове «там».

– Там – это где?

– Брось темнить, я всё знаю. Знаю о твоей командировке в южном направлении. Знаю даже, что у Черчилля день рождения 30 ноября.

– 30 ноября, дорогой мой, я лежал на операционном столе. Вот только не помню, вторая это была операция или третья?

Ершов выслушал и замолчал. Балезин пригляделся к нему: похоже, перед тем как прийти, Фёдор «принял на грудь».

– Всё, закрыли тему, – твёрдым голосом сказал он. – Слушай, Фёдор, я уже водку открыл. Давай, оставим коньяк до победы. Идёт?

– Идёт.

Выпили за встречу, за балезинские погоны полковника, за орден.

– Я ведь зашёл не только затем, чтобы тебя поздравить, – лицо Фёдора стало серьёзным.

Алексей насторожился:

– Ты что-то знаешь об Ольге?

Ершов ответил не сразу. Налил себе и Алексею, выпил, слегка закусил.

– Успокойся. С Ольгой всё нормально… Теперь всё нормально.

– Теперь, говоришь? А раньше? – Алексей не притронулся к рюмке. – Давай начистоту, я ко всему готов.

Фёдор опустил глаза, вздохнул:

– Ольга была под следствием. Поэтому тебе и не писала. Понятно, что и Марина не решилась написать, не хотела тебя расстраивать. Но сейчас это позади.

– Что позади? Ну, говори ты, говори!

Фёдор налил себе ещё.

– В цехе на заводе, где она работала, был взрыв. Что-то новое испытывали. Сильно рвануло; правда, жертв не было. Но на следующий день и завод, и город уже об этом знали. Местный НКВД сразу многих арестовал. Там есть идиоты, которые чем больше посадят, тем лучше, как они считают, видна их работа. А тут ещё следователь докопался до её девичьей фамилии…

Балезин словно забыл про накрытый стол:

– Постой, постой, какой цех, какой взрыв? Ольга работала в отделе технической информации, в бюро перевода.

Ершов едва не вспылил:

– Да кому нужен сейчас перевод! Вот войдём в Германию, будут трофеи – будет нужен и перевод. Ольга, насколько мне известно, освоила какую-то рабочую специальность – для работающих в цехе обеспечение по карточкам лучше.

Алексей постепенно приходил в себя. Теперь было понятно, почему так долго от Ольги не было писем.

– А ты как узнал? – спросил он Фёдора.

Ершов готов был к такому вопросу:

– Только тебе скажу по дружбе: владею информацией обо всём, что попадает под понятие «диверсия»; и в тылу, и в прифронтовой зоне.

– И что, там была диверсия?

– Да какая диверсия! Парень молодой, совсем мальчишка, свалился в голодном обмороке, что-то не выключил, что-то замкнуло, загорелось – а потом и взрыв. Я знал, что Ольга там работает, она писала пару раз моей Насте. Ты тогда был далеко. А мне одновременно и не повезло и повезло. Не повезло потому, что я узнал о взрыве спустя две недели – был на Украине, там немцы после ухода оставили много своих агентов. А повезло по причине того, что кроме местного НКВД к расследованию была привлечена комиссия из Москвы. Так вот, председатель комиссии мой хороший знакомый и, что самое главное, человек порядочный, не из таких, которые всюду видят одних только врагов. Словом, Лёха, обошлось… Понятно, кого-то посадили, у нас без этого не могут. А с Ольгой всё нормально. Скоро получишь весточку от своей ненаглядной. Но, сам понимаешь, такие дела никому здоровья не добавляют.

Балезин слушал и молчал: вдали от Родины он каждый день рисковал жизнью, а его жену обвиняли в причастности к диверсии. И если бы не Фёдор, всё могло быть намного хуже.

– Что затих? – спросил Ершов.

– Спасибо тебе.

– Да ладно, свои люди – сочтёмся.

– О себе-то хоть расскажи. Настя, Алёнка живы-здоровы?

Похоже, вопрос оказался для Фёдора больным. Но о своих сказать надо было.