– Мы обязаны регистрировать наших детей сразу после рождения. Каждый ребенок получает номер социальной карточки. Наши молодые парни должны регистрироваться, чтобы участвовать в несправедливых войнах с другими странами. Мы все должны регистрироваться, когда голосуем и даже когда покупаем оружие для защиты своей семьи. Мы тяжело работаем, а прогнившее правительство забирает деньги из нашего кармана и отнимает кусок хлеба изо рта наших семей для финансирования своей гребаной деятельности.
Он делает долгий глубокий вдох и поворачивается лицом ко мне, его жесткий взгляд слегка смягчается:
– Мисс Стентон, Вы верите, что существуют некоторые вещи, ради которых стоит умереть?
Мне не нравится тон, каким был задан этот вопрос, и еще больше – выражение его глаз:
– Мои личные взгляды не имеют никакого отношения к сложившейся ситуации, я здесь всего лишь делаю свою работу …
– Возможно, эта ситуация все-таки будет иметь отношение к Вашим личным взглядам, – после этих слов он достает из-за пояса пистолет и целится в меня, – потому что Ваша смерть спасет жизни этих ста сорока человек. Очень плохо, что Ваше правительство решило позволить Вам умереть.
Внезапно, как у многих, кто переживал подобное, перед глазами прокрутилась вся моя жизнь. Я слышу грохот, и мир вокруг меня начинает вращаться. Что-то попало в глаза, щиплет и вызывает слезы, из-за чего я ничего не вижу и теряю координацию, закрывая руками лицо. Затем чувствую, как меня хватают и бросают на землю. Я не могу дышать, ничего не вижу, только знаю, что нужно бежать отсюда, поэтому начинаю бороться. Но мои руки тут же обездвиживают, и другое тело накрывает меня.
– Перестань, Келс! Просто лежи спокойно! Я держу тебя!
И я понимаю, что это Харпер прикрыла меня своим телом. Пытаюсь не двигаться, но жжение в глазах не дает успокоиться. Вдали слышны перестрелка, крики людей, скрежет металла, движение машин, сирены, топот и ор полицейских.
– Харпер! – трясу головой, пытаясь восстановить зрение, но глазам становится только хуже. – Я ничего не вижу!
– Я знаю, детка, знаю. Потерпи немного. Все закончится через пару минут. Доверься мне, мы – в безопасности. Лежи смирно и прекрати бороться со мной, – шепчет она мне на ухо. – Пожалуйста, прекрати бороться со мной.
Я стараюсь расслабиться насколько это возможно, но удается с трудом. Тем временем ее тело еще плотнее обхватывает мое, и она продолжает шептать мне на ухо:
– Я держу тебя, я держу тебя.
Через какое-то мгновение она отрывается от меня. Я остаюсь одна и ничего не вижу, и снова впадаю в панику. Кто-то хватает меня и перекатывает на живот. О, Боже! Мне сейчас выстрелят в голову! Но вместо этого чувствую щелчок наручников на запястьях.
– Харпер!
– Это копы, Келс, хорошие парни. Не борись с ними. Лежи спокойно. Они это делают в целях безопасности. Нас отпустят, когда во всем разберутся. А сейчас постарайся расслабиться.
Я слышу много различных звуков, но не могу определить их значения. Сейчас мне хочется слышать только один звук, звук ее голоса:
– Харпер, говори со мной. Пожалуйста, говори со мной.
– Хорошо, Крошка Ру…
– Мои глаза … – всхлипываю я и от испытываемой боли, и от нежности в ее голосе.
– С ними все будет в порядке, Келс. Мне очень жаль, это все по моей вине. Я распылила перцовую смесь на того парня с пушкой, а из-за ветра часть ее попала тебе в лицо. Извини. Мы ее скоро смоем. А сейчас просто попробуй открыть глаза.
– Очень жжет.
– Я знаю, но если у тебя выступят слезы, они помогут смыть это.
Чужие руки рывком поднимают меня. Единственно, что радует – я опираюсь о знакомую спину и чувствую, как она дотрагивается до моих рук. Привыкнув к жжению в глазах, я делаю глубокий вдох и хватаю ее руки:
– Что только что произошло?
– Полиция расставила снайперов, чтобы завалить Скэмпа, как только он направил свою пушку тебе в лицо. Если моя камера осталась цела, ты сможешь это все увидеть сама.
– Что значит, если твоя камера осталась цела?
– Я ее бросила в него после того, как распылила перцовую смесь.
– Ты бросила свою малышку? – я поражена.
– Адреналин хорошая штука, Келс, – слышу ее короткий смешок. Она легонько сжимает мою руку. – А ты в любом случае намного дороже, чем эта штуковина.
Сидя через какое-то время в уютном помещении нашего минивэна, я чувствую, как она притрагивается ладонью к моему подбородку.
– Ну вот, Крошка Ру, сейчас немножко попечет, но зато нейтрализуется перцовый спрей. Готова?
Я киваю и чувствую, как она поднимает мое веко и что-то впрыскивает. Затем проделывает ту же манипуляцию с другим. Не могу ничего с собой поделать и вырываюсь, мотая головой. Наконец, жжение проходит. Я поднимаю голову и открываю глаза – Харпер улыбается, утирая платком мое лицо от слез. Забавно – то, что я видела последним, когда думала, что умру, вижу первым теперь, когда жива-здорова.
– Ну как, уже лучше? – я просто киваю. – Хорошо. Знаешь, после того, как мы выберемся отсюда, закажем все вместе самый дорогой обед за счет нашей конторы, – она накидывает одеяло на мои плечи. – Но это после того, как мы сегодня напьемся до полной отключки.