Клим, был несколько неправ: рыба в заброшенном песчаном карьере – заполненном водой, конечно же была.
Вон, как она плещется, какие круги по поверхности водоёма расходятся!
Да и так – визуально, с берега были видны проплывающие в слегка мутноватой воде тёмные, вытянутые хребтины. Однако, обитатели водной стихии упорно игнорировали абсолютно все привады и насадки – что подсовывал им под самый нос заядлый ульяновский рыбак.
К обеду, изрядно достав меня уже своим нытьём, Клим поймал всего лишь пару небольших с ладошку карасиков – да с пяток плотвичек и окуньков и, того меньше:
– Ничего не хочет брать: ни на червя, ни на опарыша, ни на кашу или распаренное зерно…
– На жёванное гов…но попробуй, – даю дельный совет.
– Тебя вот, – психует, аж слюной брызжет, – самого заставить бы гов…но жевать, за такую «рыбалку»!
Чтоб не разругаться вконец, отхожу от него подальше и, идя вдоль берега иногда закидываю удочку, меряя глубину. У меня вообще, ни разу даже не клюнуло – но в отличии от Клима, я ничуть не расстраивался.
Когда-то, ещё очень задолго до братьев Баташёвых – построивших близ Ульяновки чугуноплавильный завод, здесь была балка – небольшая долина с пологими заросшими склонами. Затем, на дне балки нашли песок и стали его добывать, используя для разнообразных нужд – так и получился Лавреневский карьер. Однако, чем глубже рыли – тем сильнее мешали скапливающиеся в нём грунтовые воды, не успевали откачивать «конными» насосами. Наконец, после техногенной катастрофы 1861 года – прорыва дамбы водохранилища где-то в верховьях реки Тёщи, карьер затопило «по настоящему» и его окончательно забросили.
Ширина сего водоёма от пятнадцати метров по краям, до ста на середине. Длина, как бы – не километра полтора-два. Сразу у берега резкий обрыв – где-то метра три с половиной.
В обед, когда Солнце хорошо пригрело, разделся и, хотя Клим кричал с берега, что купаться уже нельзя – «Илья в воду пописцал»[30], понырял в разных местах – пытаясь достать дно. У берега на дне одна тина с полусгнившими водорослями. На середине водоёма дна так и не достал – должно быть за шесть метров, а вода там такая ледяная – что мои «фаберже», аж скукожились и жалобно звенели – когда на берег весь дрожа вылез.
– Ну, ты прям как водоплавающий, – недоумевая, прокомментировал мой «заплыв» Клим, – и где только научился человек, спрашивается?
Хотя и лязгал зубами, но не поленился ответить:
– В польском нацистском концлагере опыты над нами проводили и, хирурги-изуверы – вставили мне жабры молодой акулы…
Тот, аж перекрестился изумлённо:
– Ишь, ты… Империалисты – одним словом!
Потом присмотрелся ко мне повнимательнее:
– Разве что через задницу тебе жабры вставляли – шрамов на груди у тебя нет… Тьфу ты, балаболка контуженная!
И, отвернулся обиженно.
Вытираясь досуха, осмотрел ближайшие деревья на предмет сооружения какого-нибудь плота… Или лодку с заводского пруда выпросить и сюда как-нибудь привезти?
«Нет, – думаю, – торопиться и людей смешить не стоит. Зимой по льду, через прорубь – сподручней будет какой-нибудь простейшей приспособой пробу грунта взять. Кусок обычной водопроводной трубы с заострёнными кромками – насаженный на длинный шест, или черпак на нём же: вот тебе и керн!».
Молча пообедав всухомятку – Клим уже устал ругаться, так же молча собрались и поехали назад. Обратно то, полегче уже было – дорога разведана и частично очищена от препятствий.
Закемарил было в телеге пригревшись на Солнышке, когда выехали на более-менее ровный участок…
Проснувшись, сел и рассеяно осматриваю довольно-таки живописный ландшафт – приснилась давно читаная в инете инфа.