Под опасным солнцем

Прищурившись, смотрю в зеркало. Только мы две и остались. Одна напротив другой. Рядом.

Я так стискиваю свое ожерелье из красных зерен, что начинаю задыхаться.

Можете поубивать друг дружку, если вам угодно.

Янн

Янн продолжал разорять бунгало Элоизы, «Уа-Хука», ни в чем себе не отказывая. Он открывал дверцы, вытаскивал ящики и вываливал все, что в них лежало.

Он только об одном и думал неотступно.

Он должен защитить Элоизу. Чем дольше он обшаривал карманы всей одежды, просматривал все страницы альбома для рисования, тем больше убеждался, что только ее ему и осталось спасти.

Потому что других он защитить не сумел. Даже свою жену.

У него перед глазами было распростертое на меаэ тело Фарейн, застреленной прямо в сердце. В ушах снова и снова звучали ее последние слова. Янн, скорее ко мне. Я жду тебя на старом кладбише Тейвитете.

Он спешил как мог. Но недостаточно, недостаточно.

Потому что он уже недостаточно любил ее для того, чтобы спасти?

Он все сделал наоборот. Сначала надо было позаботиться о Фарейн, а потом, только после этого сказать ей, что все кончено. Как покинуть того, кто уже ушел? Как признаться, что ничего не осталось от чувства к тому, кого больше нет в живых?

Капитан еще долго обыскивал комнату, листал книги и альбомы, выворачивал наизнанку одежду. Он собрал достаточно улик, чтобы доказать виновность Клеманс, полицейские, как только приедут, сделают тот же вывод, что и он. А он должен был доказать, что та обошлась без сообщников, что Элоизу упрекнуть не в чем. Он должен был проникнуть в ее тайну.

Письмо нашлось во внутреннем кармане чемодана, за распоротым швом. Ему пришлось несколько раз там пошарить, прежде чем он нащупал бумагу и, осторожно зажав между указательным и средним пальцами, вытянул наружу длинное письмо, вложенное в белый конверт.

Натану и Лоле Лонго

29, аллея Пти-Буа

78260 Ашер

Неотправленное письмо.

Черный пляж Атуоны, Маркизские острова

Любимые мои,

Сможете ли вы когда-нибудь меня простить? Сможете ли когда-нибудь простить вашу маму? Какие воспоминания вы о ней сохраните, ангелочки мои? Разумеется, вы не сохраните никаких воспоминаний о той женщине, что носила вас в своем животе, как и о той, что прикладывала вас к груди, все эти годы купала, кормила, одевала вас, убирала за вами игрушки, содержала в порядке дом, чтобы к возвращению вашего папы он весь был веселым и чистым.

Может быть, вы вспомните ту маму, которая по вечерам, когда вы уже лежали в постели, читала вам сказки, которая старалась как могла отдалить от вас вредные экраны, маму, которая подсовывала вам книги, маму, которая переносила на вас мечты о ярком и чудесном будущем: вы полюбите все эти истории, как любила их я, вы будете их читать, будете их сочинять.

Любимые мои, как вы, наверное, теперь проклинаете книги.

Я знаю, что вы должны о них думать, — наверное, ваш папа вам это твердит.

Вы думаете, что они украли у вас маму. И вы правы.

Я всегда много читала — несомненно, тысячи книг прочитала начиная с вашего возраста, и даже задолго до того, но ни одна не подействовала на меня так, как «Вдали от покоренных городов». Не то чтобы эта книга была лучше других, не то чтобы Пьер-Ив Франсуа был талантливее других писателей, все критики мира могут писать что хотят, заклеймить его презрением, но эта книга в какой-то момент моей жизни со мной заговорила. Она пробила брешь. Книги опасны, но тогда я этого еще не знала.