Завистница и убийца? И талантливая будет устранена?
И тогда у этого уравнения может быть только одно решение?
Нет, и я — доказательство тому, я ни то ни другое.
Я не завистлива и не талантлива.
Снова смотрю на два наших тела рядом, сближенные, соединенные чудом перспективы зеркала.
Существует ли другое решение у этого уравнения?
Может ли быть, что обе мы невиновны?
Кто же тогда убивает?
Из-за закрытой двери кухни снова доносится шум, но ни единого крика. Я урезониваю себя, я не добавлю Танаэ к списку подозреваемых.
Кто же тогда убивает?
Мне в голову приходит одно-единственное имя — имя того, кто с самого начала держит в руках это расследование, дергает за ниточки, того, кто попытался меня обольстить, всех нас обольстить, того, кто с самого начала и не думает соблюдать правила, которые нам тем не менее навязал.
Янн.
Янн
Янн не сообразил взять у Танаэ ключи. Несколько минут постоял перед дверью бунгало «Уа-Хука», изучая просвет между коньком и крышей из листьев пандануса, узкую щель, в которую удавалось проскользнуть Майме.
Он улыбнулся. Его метр восемьдесят и восемьдесят килограммов туда не втиснуть.
Ничего не поделаешь. Он поглядел на бухту Предателей, на скалу Ханаке, на гору Теметиу и решительно пнул дверь. Она сдалась с первого раза. Бамбуковые планки, из которых была собрана хрупкая преграда, не выдержали удара и повисли длинными волокнами. Ему представилась странная картинка — волк врывается в соломенный домик трех поросят, воспользовавшись его непрочностью. И их простодушием.
Он вошел в комнату. У него не было больше времени хитрить, продвигаться вперед, маскируясь, искать сообщников, опасаясь, как бы не вмешался кто-то другой, не взялся бы расследовать это дело. Он должен был действовать как можно быстрее.
Покончить со всем этим.
Постояв в нерешительности между бунгало Клеманс и Элоизы, он решил начать со второго. Он пытался отогнать все лишние мысли, но каждый предмет в этой комнате, каждый запах, каждая сандаловая вазочка с букетом, собранным вокруг «Опасного солнца», навязчиво возвращали ему облик Элоизы: цветы в ее волосах-лианах и на ее платьях, подчеркивавших тонкую талию и тесно облегавших грудь, нежная веточка, печальная и бесплодная, слишком слабая, никакого плода ей не выдержать.
Ничего другого ему не оставалось. Капитан подошел к кровати, сдернул постель, скатал ее комом на полу, перевернул матрас. Ничего! Подошел к шкафу; платья, купальники, юбки, блузки, белье разлетелись по комнате. Последними медленно опустились парео, окутав картину разорения цветным покровом. Ничего! Ванная. Кремы, духи, тушь для ресниц посыпались в раковину. Жандарм вытряхнул все из косметички, но и на этот раз не нашел того, что искал.
Быстрым шагом вернулся в комнату, схватил с прикроватного столика единственную книгу, «Вдали от покоренных городов», пролистал страницы так стремительно, что казалось, будто книга вот-вот взлетит, но вместо этого она приземлилась на перевернутый матрас. Из нее выскользнула фотография — двое аккуратно одетых и причесанных детей, примерно шести и восьми лет, на обороте одиннадцать слов.
Он должен был найти что-то еще. Элоиза не могла не оставить в бунгало другой улики.
Когда любят, когда так любят, одной фотографией не ограничиваются.
Моя бутылка в океане
Глава 24
Дверь кухни открывается. Я жду, что появится Майма, начинаю надеяться, что она радостно закричит: «Ты куда подевался, мой капитан? Клем, мне надо с тобой поговорить!»
Глаз не свожу с открытой двери.
Появляется только Танаэ. Лицо замкнутое. С тех пор как поселилась в «Опасном солнце», я неизменно вижу Танаэ хлопочущей, деятельной, эта женщина из тех, что гребут быстрее потока жизни, чтобы их не унесло течением, всегда с тряпкой в руке, с щеткой, на губах улыбка, наготове слово для каждого, такая женщина написала бы:
Мне незнакома Танаэ, вставшая сейчас перед нами. За спиной у нее стоят По и Моана. Безмолвные, будто застывшие.
— Мы уходим, — только и произносит хозяйка гостиницы.
Я не ослышалась?
— Мы уходим, — повторяет Танаэ. — Мы приготовили на кухне все, что надо. Вы знаете, где взять стаканы, приборы и тарелки. Вы справитесь.
Где Майма?
Танаэ едва заметно кивает По и Моане, и те следом за ней идут к выходу. Лицо хозяйки «Опасного солнца» окончательно каменеет. Мана гнева, унаследованная от тридцати поколений воительниц.
— Я уведу своих девочек в безопасное место, здесь уже хватает смертей. Только вы две и остались. Можете поубивать друг дружку, если вам угодно. У вас есть три часа, на этот раз капитан не соврал, он в самом деле вызвал полицию с Таити.
Где Майма?
Танаэ открывает дверь, пропускает вперед По и Моану, выходит сама, дверь за собой не закрывает. Свет врывается в комнату стремительно, будто солнце проспало и теперь исправляет свою оплошность. Слепящее. Яростное.
Последние слова Танаэ звучат у меня в голове.