Под опасным солнцем

Убийца наконец покажется?

Жандарм лихорадочно перебирал те предположения, что появлялись у него с момента первого убийства: инсценировка Пьер-Ива Франсуа; секрет Мартины; месть Фарейн; преступление под влиянием страсти разоренной Мари-Амбр; новые серийные убийства Метани Куаки под личиной садовника, которого Майма прозвала Чарли; Танаэ, подстроившая ловушку, а теперь эта таинственная рукопись, лежавшая на кровати рядом с ним… Кто ее автор?

Янн завершил обзор версий тем, в чем был убежден с самого начала.

Очевидностью.

Безумием Клем.

Даже если он один в это поверил.

Ошибался ли он? Была ли права Майма?

Была ли Элоиза из всех постоялиц «Опасного солнца» наиболее одержима страстью к сочинительству? Навязчивая идея, невроз, доводящий до убийства?

Шаги приближались, стальная метла ведьмы плясала перед дверью, и наконец силуэт встал перед ним, заслонив собой бугенвиллеи.

Ружье было направлено прямо на него, лицо открыто.

Янн невольно отшатнулся, инстинктивно вскинул руки, теперь быстро не выдернешь из-за пояса нож; его охватил страх, возбуждающий, пьянящий, и вместе с тем странное спокойствие — вот он и узнал истину.

Никаких сомнений больше быть не могло.

Стоявшая перед ним девушка, которая целилась в него из ружья, была одета в длинные шорты в стиле сафари, и волосы у нее были короткие. Вполне живая. Пришла его убить, истребив всех остальных.

Ее лицо было искажено ненавистью.

Всегда такое спокойное, умное лицо.

Янн продолжал держать руки поднятыми. Сглотнув, попытался улыбнуться, произнес:

— Надо было заключить пари. Никто меня не слушал, никто не хотел верить. Ты все время опережала. Молодчина, Клеманс!

Дневник Маймы Моя бутылка в океане

Я сидела по-турецки на кровати, под москитной сеткой, положив рядом с собой рукопись. У нее было название.

МОЯ БУТЫЛКА В ОКЕАНЕ

Сначала я подумала, что это рукопись Клем, ее дурацкий роман, который она все время таскала с собой. Начала листать. Я ошиблась!

Надо сказать, догадаться было невозможно: все главы назывались одинаково, рассказывали одну и ту же историю, в них действовали одни и те же персонажи…

Но было совершенно очевидно, что на самом деле…

МОЯ БУТЫЛКА В ОКЕАНЕ написана пятью рассказчицами!

Все было здесь, у меня перед глазами: рассказ в пяти частях, и каждая часть написана одной из постоялиц «Опасного солнца»!

У меня мелькнуло воспоминание о первых указаниях ПИФа.

Упражнение № 1. Вы бросаете в океан бутылку. Пишите, пишите всё, без стыда, без страха, без оглядки, пишите так, будто никто никогда не прочтет ваш роман, будто вы готовы бросить все это в воду!

Пять его учениц выполнили задание, все они аккуратно вели дневник. У каждой была своя бутылка для океана. Если бы все их собрали в одну книгу, читатель легко мог бы поверить, будто эти пять рассказов, написанных от первого лица, составляли один, написанный одним пером. Пером Клем…

И читатель этот ничего бы не понял.

Ключ к этой истории можно было подобрать, только догадавшись, что она состояла из пяти свидетельств, написанных пятью сочинительницами, здесь поочередно были изложены пять точек зрения.

Я разложила листки на кровати на пять стопок, поделила рукопись на пять частей. Каждая часть соответствовала рассказу одной из читательниц ПИФа, начиналась с ее завещания, безошибочно указывая таким образом на имя рассказчицы… до следующего завещания.

Часть I, все началось с рассказа Клеманс.

Часть II, рассказ Мартины, после того как ее завещание было найдено под камешком с атуонского пляжа.

Часть III, рассказ Фарейн начиная с того момента, когда ее завещание было найдено рядом с трупом Титины.

Часть IV, мамин рассказ — с того места, когда ее завещание было найдено под трупом ПИФа, в хижине на старом кладбище Тейвитете.

Часть V, последняя, рассказ Элоизы. Ее завещание было оставлено на окровавленном меаэ над «Опасным солнцем».

Я взялась за первую стопку листков.

МОЯ БУТЫЛКА В ОКЕАНЕ

ЧАСТЬ I

Рассказ Клеманс Новель

До того, как умру, мне хотелось бы…

Написать роман, который будет продаваться на пяти континентах в переводе на 43 языка.

Прочитала по диагонали продолжение рассказа, начиная с сомнений Клем в тот момент, когда ей надо было составить свое завещание.

Я боюсь перечитывать начало… (…) До того, как умру, мне хотелось бы… Остаться здесь навсегда, вот что! На всю жизнь! Не улетать, не возвращаться в Париж.

Дальше шли пейзажные метафоры как свидетельства ее единственного желания, ее единственного смысла жизни.