Под неусыпным надзором

Главные персонажи, от лица которых велось повествование, были своего рода лазутчиками. Неразборчивыми в средствах шпионами, бездумные действия которых становились причиной конфликтов, когда их собственные злобные проекции превращались в их заклятых врагов. Если считать эти истории биографическими, становится ясно, что то, что делало астральное тело Хаззарда, использование его «дара», не всегда было позитивным. В связи с этим напрашивался вывод, что именно Хаззард был наставником Юэна Александера.

Если бы эти книги попались на глаза Себу до всего пережитого, он, вероятно, впечатлился бы способностью автора сопротивляться заклинаниям, обрядам и ритуалам, чтобы не допустить пробуждения сверхъестественного. Там всегда присутствовали потусторонние явления, и всегда они противостояли людям с особым талантом, тем, кто получил доступ к волшебному освобождению своего сознания.

Издревле, чтобы получить доказательства существования иного, люди обращались к мифологии: ей было подвластно все то, что фольклор пытался охватить и объяснить веками. Хаззард объяснил существование призраков, привидений, тяжких предчувствий, полтергейста, ангелов и демонов. По крайней мере, себе.

Автор всегда вел повествование от лица привидения, своего астрального двойника. Скачки воображения в фантастические сферы и озаренные божественным светом царства напомнили Себу «Холм Снов» Мэкена.

Но призрачные высокие гости Хаззарда изображались как мрачные прорицатели, эксплуататоры, бездушные красавицы-сирены, роковые женщины или плейбои, ставшие призраками. Возможно, страстному желанию автора так и не удалось избавить свои работы от налета тех мрачных обстоятельств, в которых они были написаны, от вида и запахов тюремной камеры.

В каждом сборнике присутствует некий зловещий вуайеризм, подглядывание за женщинами определенного типа и фетишистское обожание их самих и их одежды.

В конце четырех последних рассказов первого сборника божественный свет эфирных пространств меркнет и обращается во тьму, все заполняют мрачные призрачные тени и дикие крики слетают с невидимых губ.

Поднимающиеся ввысь, летающие «двойники» прекращают подъем к высшим сферам: они больше не парят в воздухе, их внутренняя сила и чувство величия и могущества уменьшаются, оставив лишь болезненные воспоминания. Их походка становится неуверенной, их качает из стороны в сторону, затем они опускаются на четвереньки и начинают ползать. В конце концов персонажи, от лица которых ведется повествование, становятся пленниками того, чего они достигли, против собственной воли. Они больше не привязаны ни к своему телу, ни к земле и всему земному. Они морально разбиты и видят лишь смутно различимые миры, наложенные один на другой.

Теперь их жизнь обращается в борьбу за то, чтобы не допустить тьму в свой мир. Теперь они в любое время могут выйти из своего тела, но никогда не знают, когда это может произойти. Выход из тела превращается в тяжкий недуг, который сулит только встречу с ужасом и страданием. Все это повергло Себа в трепет.

Как и предрекал Марк, тон рассказов во втором томе радикально изменился. Начала, середины и концы историй не соответствовали друг другу, потому что в некоторых случаях все три составляющие были одинаковыми, а в других – имели сразу несколько решений к ситуациям, которые описывали.

В последних рассказах Хаззарда необычность и качество текстов первого сборника совершенно деградировали до полного гротеска. Одержимость светом, всепроникающим и ярким, сменилась одержимостью отсутствия оного. Доминирующей темой этих историй стал всепоглощающий страх из-за боязни головокружения и падения с небес на землю и еще ниже: сквозь землю в холодное бесконечное пространство. Идея путешествия на немыслимых скоростях сквозь пространство и время сменилась блужданием по бесконечным темным комнатам. Воспоминания о местах и о том, что там происходило, постоянно повторялись и сводили с ума.

Безграничность пространства обратилась в жуткий бесконечный лабиринт, по которому бродили несчастные тени. Самой распространенной метафорой был сырой мрачный тоннель. И это было единственное, на что Себ, помимо воли, обратил внимание.

Последние рассказы вообще деградировали до лекций о клаустрофобии, панике, шоке и страхе, которые в конечном итоге приводили к ужасу, лишающему рассказчиков рассудка.

Наибольший страх наводили персонажи, смирившиеся со своим неизбежным заключением в Серых Землях. Они были лишь свидетелями, пассивными наблюдателями, покорными своей судьбе. Конец.

В историях присутствовал и драматизм, и тревожное ожидание, но связаны они были не с противостоянием персонажей своей горькой жуткой судьбе, а с полным осознанием того, что должно случиться, и их смирением.