Под местным наркозом

— Может быть, это наведет нас на след: отец Шербаума был во время войны солдатом противовоздушной обороны…

— Это как-никак доказывает…

— Меня интересует не политический аспект его деятельности. Он гасил пожары, его даже наградили медалью «Крест за заслуги» второй степени, Шербаум написал это в своем сочинении об отце черным по белому. Отец спасал людей. Вы, конечно, понимаете, куда я клоню…

— Несмотря на это, ваша параллель: солдат противовоздушной обороны — сожжение жертвенного животного, не кажется мне убедительной.

— И все же в том сочинении солдат противовоздушной обороны своего рода ключ к разгадке. Вот вам одна выдержка: «Когда мы отправляемся купаться на Ванзее или, как два года назад, на Санкт-Петер, мой родитель, солдат противовоздушной обороны, всегда идет с нами, но он не раздевается, а так и сидит в одежде и наблюдает за нами». Ну? Что вы на это скажете?

— Наверно, вы предполагаете, что отец Шербаума получил ожоги во время войны и стесняется показываться на людях без одежды, быть может ожоги покрывают его целиком.

— Именно к такому заключению я и пришел. В сочинении Шербаума встречается еще одна фраза, которая подтверждает мою гипотезу. «Когда я был маленьким, я однажды видел отца голым. Голый солдат противовоздушной обороны».

— Стало быть, вы должны поговорить с отцом.

— Имел это намерение. Твердое намерение…

(Нет, я больше не хочу. Боюсь, что тело его отца покрыто следами от ожогов. Одно тянет за собой другое. А я не намерен копать вглубь. Я всего лишь учитель. Мечтаю, чтобы это кончилось…)

Предложение Ирмгард Зайферт «пойти как следует поесть» дало нашим мыслям другое, но отнюдь не новое направление. Мы решили, что способны одолеть две порции свиных ножек. Я с этой задачей справился. Ирмгард оставила много чего на тарелке, ведь она то и дело залезала в фибровый сундук своей мамаши, вытаскивала оттуда старые письма и как попугай повторяла фразу за фразой…

(«Это никогда не кончится. Моя вина, Эберхард. Это не может кончиться…») Прежде чем мы заплатили и пошли (она угощала меня), я извинился, мне нужно было выйти на две-три минутки — позвонить по телефону.

— Ну что показал рентген, доктор?

Мой зубной врач заговорил о Шербауме с теплотой: мол, учить и воспитывать такого юношу — огромная радость.

— Поверьте. Поистине, он Луцилий, который, впрочем, еще не нашел своего Сенеку. Ну а что касается рентгеновского снимка — сущие пустяки. Но вы ведь знаете, что все начинается с пустяков. И еще: дистальный прикус. Кое-что придется сделать. Кстати, мальчик уже звонил.

— Значит ли это, что Шербаума интересует, что у него с зубами?

— А кого это не интересует?

— Я имею в виду, заглядывает ли он в будущее? Или думает только о той минуте? Вы ведь понимаете…

— Ваш ученик спросил, не следует ли ему обратиться к школьному врачу.

— Ой как разумно.

— Я сказал: ну конечно, этот путь для вас всегда открыт. Но и я могу в любое время принять вас у себя.

— Он согласился?

— Я не хотел настаивать.

— А о собаке ни слова?

— Прямо о ней не упоминал. Но поблагодарил за то, что я укрепил его в этом намерении — так он выразился… Мы должны еще решительней ободрять вашего ученика. И вселять в него мужество. Понимаете? Неустанно вселять мужество.

(Подавая Ирмгард Зайферт пальто и благодаря ее за свиные ножки, я сказал: «Теперь он перекинулся на педагогику. Что же мне, переквалифицироваться в зубного врача? Моя ревность просто смешна. Так или иначе, Шербаума я потеряю…»)

Представим себе: миром управляют зубной врач и педагог. Наступает век профилактики. Все недуги благополучно предотвращаются. Поскольку каждый учит, каждый также учится. И поскольку всех поражает кариес, все дружно ведут борьбу с кариесом. Предусмотрительность и осмотрительность умиротворяют народы. На вопрос о сути бытия отвечают не религия и не идеология, а гигиена и просвещение. Люди избавились от чувства неполноценности и от запаха изо рта. Представим себе, что…