Пауза, во время которой можно порассуждать на тему о том, сколько ответвлений у шоссе на Андернах, и о банкротстве автомобильных заводов Боргварда, не помню уж в каком году.
Пауза, во время которой, подобно надписям на карикатурах, появляются буковки — контрреволюционный тезис Тэн-цзо: «Да здравствуют ученые всех мастей», и как иллюстрация к нему — сценка на Восточном вокзале в Берлине: «Крингса встречают в ГДР».
Пауза, во время которой читатель пытается вспомнить, какие ленты показывали в середине пятидесятых: «Зисси», «Лесничий в Зильбервальде»…
Пауза. Шлоттау предоставляется возможность догадываться об отношениях Линды с женихом.
Я полощу, так как меня просит об этом зубной врач; беловатая пена, крови нет, полосканье прерывает реплика моего ученика Шербаума: «Я все это усек: НСКК, БДМ, РАД, ХКЛ…[17], но скажите, что творится в дельте Меконга…» — «Конечно, Шербаум, конечно. Это важно… Но только если мы поймем, почему покушение на Гитлера[18] в главной ставке фюрера (аббревиатура ФХКВ)…»
Пауза, во время которой не успеваешь даже задуматься над тем, до какой степени было развито производство жерновов у древних римлян, особенно после неудачного восстания треверов[19], ибо «боргвард» обгоняет велосипедиста, Шлоттау оглядывается назад. На его лице удивление, беспокойство, ненависть сменяют друг друга.
После долгой паузы, которая может быть использована для размышлений о концовке анекдота с коровой, Шлоттау говорит довольно ровным голосом:
«Это был он… А теперь остановитесь… Я хочу выйти».
Линда тормозит.
«Вы могли бы представить меня отцу».
Шлоттау не торопясь вылезает из машины.
«Если соберетесь опять на склад пемзы… Словом, около двух я возвращаюсь с контрольного обхода и могу на полчасика…» — Не окончив фразу, он пускается в путь по направлению к Плайдту.
Шлоттау идет, но я отказываюсь следовать за ним, зубной врач отводит от моего зуба шлифовальный наконечник, потому что ему звонит пациентка, а Линда включает «дворники», словно хочет стереть со стекла изображение Шлоттау. При этом она не отрываясь смотрит в зеркало заднего вида, и в этом зеркальце кинокамера запечатлевает входящего в легкий вираж велосипедиста, который энергично нажимает на педали. Он катит против ветра. Три мотива звучат одновременно: шум ветра, дыхание Линды, голос зубного врача, который никак не может договориться о часе приема.
Считая от сегодняшнего дня, примерно двадцать два года назад, а от тогдашнего времени более десяти лет, то есть 8 мая 1945 года, за несколько часов до капитуляции великогерманского вермахта, генерал-фельдмаршал Крингс в сером штатском костюме покинул свои все еще сражавшиеся войска и свою ставку в Рудных горах, покинул на последнем имевшемся в наличии самолетике «физелер-шторхе»; он полетел в Миттензиль в Тироле, чтобы там, согласно приказу фюрера — так он заявил на суде, — взять на себя командование «Альпийской крепостью»; однако не нашел в тех местах ни крепости, ни даже боеспособных дивизий, что подтверждается свидетельскими показаниями; посему Крингс, не потерявшись, сменил свой штатский серый костюм на местную одежду: кожаные шорты и все прочее — и удрал в горы, где засел в альпийской хижине, ожидая там, видимо, чуда или, как он показал на суде, «естественного развития событий — братания американских вооруженных сил с остатками немецких вооруженных сил». Однако 15 мая, поскольку американо-германского альянса не произошло ни естественным путем, ни путем чуда, генерал-фельдмаршал реквизировал у одного местного жителя велосипед, на котором и покатил в одежде простого крестьянина, без армий и орденов в Санкт-Иоганн, чтобы сдаться в плен американцам, точно таким же образом десять лет спустя он покатил к себе домой на велосипеде, который ему не так уж трудно было одолжить в Андернахе; он катил против ветра по направлению к Майену; сейчас мы видим в зеркале заднего вида «боргварда», как сильно и равномерно он нажимает на педали; фигура Крингса с каждой минутой увеличивается…
(Как вы считаете, можно ли, надо ли оставить теперь Линду одну в «боргварде» — она не отрывает взгляда от зеркала заднего вида и лепечет что-то вроде: «Что мне делать, броситься ему на шею? Или просто зареветь…»)