Дебора тоже гордилась дочерью. Но более всего восторгались новой резиденцией Тома и Кэтрин ее братья Вик и Тони. В ту ночь они упились до поросячьего визга: Тони все тыкал пальцем в портреты и бюсты разнообразных предшественников Тома на посту президента и, икая, спрашивал:
– А это что за чувак, Кэтти?
В итоге он перевернул мраморный бюст президента Улисса Гранта, и у того откололся нос. Вик вел себя не лучше – раскочегарившись, он принялся приставать к дамам, ущипнул дочку влиятельного сенатора за ягодицу, потрепал по щеке супругу одного из боссов демократической партии и наблевал под ноги известной ток-леди. Кэтрин с большим трудом удалось увести обоих братцев и уложить их спать в покоях президента Рузвельта.
Наконец около половины четвертого утра, после долгого, напряженного дня, Кэтрин зашла в спальню. Предыдущий президент и его супруга поспешно покинули Белый дом перед самым началом церемонии инаугурации – Кэтрин видела, как три последних фургона с их вещами выехали с территории Белого дома. Том, стягивая смокинг, зевнул и произнес:
– Надеюсь, мой предшественник не прихватил ничего лишнего!
Кэтрин провела пальцем по полированной поверхности стола и, поддержав шутку, ответила:
– Думаю, надо пересчитать подсвечники и столовые сервизы. Кстати, дорогой, что ты скажешь об этом?
Она указала на стены спальни, задрапированные шелковыми китайскими обоями, на которых были изображены сотни, нет – тысячи попугаев.
– Творение Нэнси Рейган, – ответил Том. – Впечатление такое, как будто мы оказались в римейке фильма Хичкока «Птицы». Теперь здесь твоя епархия, Кэтти, так что распорядись содрать эти страшные обои и заменить их другими, попроще.
Кэтрин, оказавшись в огромной постели с балдахином, подумала о том, что до них здесь ночевали прочие президентские пары. Она прижалась к Тому и провела рукой по его груди.
– Нет, не сейчас, – сонно пробормотал новый президент. – Прошу тебя, Марина, не сейчас!
Кэтрин словно током ударило, и она переспросила внезапно осипшим голосом:
– Том, как ты меня назвал?
Но муж уже провалился в сон. Он назвал ее Мариной! Господи, как в третьеразрядной комедии, когда муж называет жену именем любовницы... Или ей просто показалось? Да нет же, она четко слышала, Том сказал «Марина»!
Разбудить Тома и потребовать объяснений? Но он скажет, что это глупая, ничего не значащая ошибка. А ведь Мариной звалась та мерзавка, которая утверждала, что якобы два с лишним года состояла в интимной связи с губернатором Форрестом. Или Том, находясь на грани яви и сна, просто перепутал имена? Наверняка он будет уверять ее, что оговорка ничего не значит. Или скажет, что она ослышалась – немудрено после такого количества французского шампанского тридцатилетней выдержки!
Кэтрин, отвернувшись от мужа, накрылась с головой одеялом и заплакала. Вот уж не помышляла она, что первая ее ночь в качестве первой леди в Белом доме пройдет таким образом! А если предположить, что Том говорил неправду и он все же знался с Мариной Холл?
Но обдумать тему Кэтрин так и не успела – неожиданно для себя заснула. И пришла в себя от громкого голоса:
– Доброе утро, сэр! Доброе утро, мэм!
Кэтрин продрала глаза, откинула одеяло, уверенная, что это шуточка одного из ее несносных братьев, решивших ни свет ни заря поднять на ноги президента и его супругу. Но увидела около кровати дворецкого, словно сошедшего со страниц романов Диккенса: черный фрак, белая манишка, ослепительные кипенно-белые перчатки, постная физиономия британского лорда, в руках – серебряный поднос с дымящимся кофейником и двумя фарфоровыми чашечками.
– Доброе утро, сэр! Доброе утро, мэм! – повторил дворецкий.
Кэтрин взглянула на циферблат старинных часов – они показывали пять тридцать две. Проснулся и Том. И весьма невежливо спросил:
– Эй, парень, что ты делаешь в моей спальне полшестого утра?
– Мистер президент, таков порядок, введенный при вашем предшественнике, – ответил с достоинством дворецкий, – мне велено подавать кофе ровно в половине шестого утра. Так как вы не оставили на сей счет никаких распоряжений, я...
Том оглушительно захохотал.
– Так вот, парень, делай-ка ты отсюда ноги, да поживее! Мой предшественник уже более не президент, а политпенсионер, и кофе мы будем пить, но не в полшестого, а не раньше десяти. Ну, что ты торчишь около кровати, на которой лежим я и моя жена в исподнем?
Дворецкий, на лице которого не дрогнул ни один мускул, хотя в глазах сверкнула обида, чуть поклонился и попятился задом к выходу. Том, откинувшись на подушку, проворчал:
– Что за нравы в Белом доме? Прямо как в тюрьме! Нет, придется серьезно взяться за перетряску кадров!