Под куполом

— Возможно, — согласилась Джеки. — Хотя нам следует проверить в доме, он случайно не поскользнулся в душе, не свернул там себе шею.

— Это означает, что, возможно, нам придётся увидеть его голого?

— Никто не говорил, что полицейская работа должна быть сама красота, — ответила Джеки. — Идём.

Дом был заперт, но в городе, где большинство населения представляют сезонные жители, полиция прекрасно знает, как попасть в дом. Они поискали запасной ключ в обычных местах. Нашла его Джеки. Он висел на крючке с внутренней стороны кухонного окна. Им открывались задние двери.

— Преподобный Коггинс? — перед тем как войти в открытые двери, позвала Линда. — Преподобный Коггинс, здесь полиция, вы дома?

Никакого ответа. Они вошли. Нижний этаж сиял чистотой и порядком, но Линда ощущала какой-то дискомфорт здесь. Это просто оттого, что она находится в чужом доме, уверила себя Линда. В доме религиозного человека, и к тому же без его разрешения. Джеки поднялась на второй этаж.

— Преподобный Коггинс? Полиция. Если вы здесь, отзовитесь, пожалуйста.

Линда стояла около подножия ступенек, смотря вверх. В доме чувствовалось что-то нехорошее. Вдруг она подумала о Дженнилл, вспомнила, как её трясло и корчило. Тогда тоже было нехорошо. Причудливая уверенность проскользнула ей в мозг: если бы прямо здесь сейчас оказалась Дженнилл, у неё вновь начался бы припадок. И она, конечно же, вновь начала бы проговаривать причудливые вещи. Наверняка, о Хэллоуине и о Большой Тыкве.

Ступеньки были абсолютно обычными, но ей не хотелось подниматься по ним, хотелось просто подождать, пока Джеки не убедится, что в доме никого нет, и тогда они поедут уже к радиостанции. Но когда партнёрша её позвала, Линда пошла вверх.

6

Джеки стояла посреди Коггинсовой спальни. На одной её стене висел простой деревянный крест, а на противоположной — табличка с надписью: ОКО ЕГО ВЫСЛЕЖУЕТ ВОРОБЬЯ[202]. Покрывало на кровати было откинуто. На простыне под ним заметны были следы крови.

— И вот это, — позвала Джеки. — Иди-ка сюда.

Линда неохотно подошла. Между кроватью и стеной на полированном деревянном полу лежал завязанный узлами кусок бечевы. На узлах тоже была кровь.

— Похоже на то, что его кто-то бил, — мрачно заметила Джеки. — Наверняка, так сильно, что он даже потерял сознание. И тогда они положили его на… — Она перевела взгляд на партнёршу. — Нет?

— Вижу, ты росла не в религиозной семье, — сказала Линда.

— Как раз наоборот. Мы верили в святую троицу: Санта-Клауса, пасхального зайца[203] и зубную фею. А ты?

— В простой, как вода из водопровода, баптистской семье, но о таких вещах, что мы здесь видим, я слышала. Думаю, он занимался самобичеванием.

— Эй! Это же когда-то делали люди за свои грехи?

— Да. И, я думаю, это никогда полностью не выходило из моды.

— Тогда картина становится яснее. Типа того. Сходи-ка в туалет, посмотри, что там, на бачке унитаза.

Линда не пошевелилась. Бечева с узлами сама по себе плохая вещь, но общая атмосфера дома, в которой ощущалось запустение — это было ещё хуже.

— Двигай. Никто там тебя не укусит, и я ставлю доллар против десяти центов, что ты в жизни видела кое-что похуже.

Линда пошла в туалет. На унитазном бачке лежали два журнала. Один благочестивый — «Горница». Второй назывался «Юные восточные щёлки». Линда сомневалась, чтобы такой журнал продавали в каких-нибудь религиозных книжных магазинах.

— Итак, — подытожила Джеки. — Картина ясна? Он сидит на унитазе, взбивает себе маслице…

— Взбивает маслице? — захохотала Линда, вопреки своей нервозности. Или, может, из-за неё.

— Это моя мать так говорила, — объяснила Джеки. — Словом, после того, как покончит с этим делом, он отрывается на полную, лупит себя, замаливая грехи, и тогда уже ложится в кровать и видит сладкие азиатские сны. Сегодня он просыпается отдохнувший, свободный от грехов, делает свои утренние религиозные процедуры, садится на велосипед и едет в город. Нормальная версия?

Версия была нормальной. Вот только не объясняла она, почему атмосфера в этом доме казалась ей такой плохой.

— Пошли, проверим радиостанцию, — произнесла она. — Хочется уже поскорее вернуться в город и выпить кофе. Я угощаю.

— Хорошо, — согласилась Джеки. — Я буду чёрный. С моей гипотонией…

7

Остроконечное, почти все из стекла, здание студии РНГХ тоже было заперто, однако из смонтированных под карнизом громкоговорителей звучало «Спокойной ночи, дорогой Иисус» в исполнении такого выдающегося соул-певца, как Перри Комо[204]. Позади студии высилась радиобашня, красные проблесковые огни на её верхушке были едва видимы в ярком утреннем свете. Возле башни стояло длинное, похожее на ригу здание, где, как решила Линда, содержался генератор и всякое другое оборудование, необходимое для ретрансляции чуда Божьей любви на весь Западный Мэн, восточную часть Нью-Хэмпшира и, вероятно, на другие планеты солнечной системы.

Джеки постучала, потом начала грюкать.